Смысл творчества в жизни человека. Творчество в каждом из нас. Роль и значение творчества в развитии личности

Вопрос о месте творчества в жизни общества и о изменении представлении о нем

Итак, творческий труд. Творчество. Наверное, не надо говорить, насколько сильно это понятие пропитано мифологической составляющей – даже сейчас. Что же говорить о прошлом, когда указанная способность напрямую приписывалась взаимодействию с высшими силами! Это сейчас мы понимаем такие эпитеты «творческих людей», как «служитель Аполлона» или «любимец муз» исключительно в переносном смысле – а были времена, когда факт общения поэта с божествами никто даже не пытался подвергать сомнению. Поэтому до недавнего времени мало кто сомневался, что, говоря о данном понятии, речь стоит вести о субстанции, изначально непознаваемой слабым человеческим разумом. И уж конечно, не зависящей от всей этой грубой окружающей реальности, включая систему общественного производства.

Более того, данное качество относилось не только к созданию, но даже к пониманию «продуктов» творческой деятельности – например, стихов, музыки или живописи – которое считалось доступным не каждому. Нет, конечно, ходили легенды о том, что великих поэтов и музыкантов понимали не только люди из самых низких социальных слоев, но и дикие звери – однако, при всем этом «потребление искусства» все равно признавалось делом элитарным. Дескать, не может тупое быдло полноценно видеть прекрасное, не предназначено оно для подобного действа. Впрочем, если судить по тому, что вплоть до середины позапрошлого столетия большая часть населения даже развитых стран было элементарно неграмотным, то ничего удивительного в указанном мнении нет. Ну, в самом деле, как можно читать стихи, не владея чтением, как таковым? Правда, это касалось только литературы – скажем, с музыкой или живописью данное объяснение не работало...

Но это было и не нужно. Мир в течение тысячелетий делился на неравнозначные категории, люди тоже. Так что все, что связано с творческой деятельностью, традиционно относилось к занятиям элитариев или лиц, вхожих в их круг. Разумеется, понятно, что под «творчеством» в течение веков подразумевалось исключительно искусство – поскольку, как уже говорилось, это было дело, почти не связанное с системой общественного производства. (Производству, в лучшем случае, полагалось иметь «мастерство» - т.е., оттачивание исполнения веками отработанных методов.) И сломана подобная «монополия» была лишь в начале Нового Времени, когда появилась еще одна область, в которой понятие «творчества» могло быть применено.

Разумеется, речь идет об «науке» - особой формы взаимодействия человека с окружающим бытием, состоящем в опоре на «прямой опыт». (О ней уже было сказано в прошлом посте.) Именно «наука» стала первым шагом на пути к «расколдовыванию» творчества – то есть, к введению его в рациональный дискурс. (Вместо уже помянутого мистического.) Поскольку, во-первых, сомневаться в творческой составляющей данного вида деятельности было более, чем странно. А, во вторых, «наука», как таковая, имела довольно очевидные производственные корни. (Даже такая «небесная» ее отрасль, астрономия, появилась благодаря потребностям в составлении календарей и морской навигации.) Поэтому, как уже говорилось, по мере развития общества именно «наука» стала «локомотивом» по снятию с умственного труда завесы «потусторонности» и превращению его в пускай важное – но абсолютно человеческое занятие.

Правда и здесь не обошлось без трудностей – в том смысле, что прямо отбросить сложившиеся веками стереотипы оказалось непросто. Недаром до самых последнего времени был популярен образ ученого, как некоего «отшельника», человека «не от мира сего». (И это при том, что реальная наука вот уже более ста лет как стала абсолютно «социальной», связанной со сложноорганизованными коллективами и особо обустроенными местами.) Что же говорить про уже помянутых представителей искусства, которые за свой образ «служителя муз» всегда держались обеими руками. Понятно почему: если каждый творческий акт есть явление непознаваемое и уникальное, то «творческие люди» - это Личности с большой буквы «Л», которых надо беречь и пестовать, поскольку иначе никакого творчества не получишь.

Понятно, что данная модель, один-в-один «слизанная» с представлений о властителях древности – тоже «божественных» клиентов, только имеющих в качестве «патрона» не Аполлона, а Юпитера – является крайне привлекательной. (Даже тогда, когда реального признания «творец» не получает – ведь и в данном случае он может питать себя надеждой на то, что, рано или поздно, но это произойдет.)

Тем не менее, для общества подобное положение давно уже стало откровенной архаикой. В конце концов, «божественное право королей» было отброшено уже лет 200 назад – и не сказать, что от этого жизнь сильно испортилась. Скорее наоборот. Так что включение «людей искусства» в систему общественного производства – а точнее, включение представлений о людях искусства, как об особых элементах системы общественного производства в общественное же сознание – является неизбежным. Разумеется, это не значит, что после данного «включения» возникает состояние, в рамках которого каждый может писать стихи. Но ведь и точить заготовки может не каждый – для овладения любой достаточно сложной профессией надо затратить определенное количество времени и сил. (В этом смысле токарь шестого разряда будет как бы не «затратнее» поэта или художника среднего уровня.)

Разумеется, на это обыкновенно возражают тем, что «разделяют» творчество, как таковое – и возможность его конкретных воплощений. (Владение т.н. «техникой» и сам «творческий акт».) Дескать, да, научить писать картины или сочинять стихи, в принципе, можно – но вот научиться делать это «гениально» - нет. Правда, при этом нигде не упоминается то, что же предполагается под словом «гениально». Считается, что это должно быть понятным само по себе – а если кто не понимает, то значит, это ему «природой не дано». (Т.е., идет возврат к уже помянутой модели с «особыми людьми».) Правда, чем дальше – тем чаще подобное отношение вызывает не восхищение, а усмешку. Поскольку эти самые «гениальные произведения» очень часто для окружающих кажутся, в лучшем случае, убогими подделками. (А в худшем – открытым бредом.) Сторонников «божественной модели» это, разумеется, не смущает – дескать, и раньше чернь не понимала творцов…

Однако для всех остальных становится дополнительным аргументом в сторону идеи пересмотра подобного отношения – и поиску «нового места» для лиц «творческих профессий» в жизни. Правда, обыкновенно это делается несколько односторонне – в том смысле, что за «великими гениями прошлого» признается уникальный вклад в человеческую культуру – в отличие от современников. (Коих начинают полагать «фальшивыми творцами» и имитаторами.) Однако даже это уже хороший знак в пользу устранения идеи неравноценности людей. Поскольку, во-первых, это ведет к попыткам понять: в чем же состоит настоящая суть «настоящего» творчества. (Т.е., если тот же Серебренников – имитатор, то что он имитирует? И что бы изменилось в случае, если бы он не имитировал, а творил «на самом деле»?) А, во-вторых, позволяет вспомнить, что многие признанные нынче гении в свое время так же принимались с известным скептицизмом.(Скажем, Ван Гог, который при жизни продал только одну картину.)

Так что вопрос о творчестве, о его генезисе и роли в общественной жизни начинает все чаще подниматься – тем самым выходя за рамки уже указанного «классического дискурса» с его изначально непознаваемой основой. В то смысле, что тут идет тот же самый процесс, что, в свое время происходил с «умственным трудом», как таковым – а именно, переход от понимания творчества, как «божественного дара», к пониманию его, как одного из элементов системы общественного производства. В том числе, и в области искусства. (А точнее – прежде всего, в области искусства.) Тем более, что чем дальше – тем больше т.н. «творческих профессий» являют однозначно индустриальные свойства, явно отличные от того, что было во времена «служителей муз». Скажем, мало кто сейчас сомневается в том, что кинематограф – это, прежде всего, бизнес, производство со всеми его составляющими. (Особенно данное описание справедливо для т.н. «телесериалов», где от «классического театра» не осталось почти ничего.) То же самое можно сказать и про любые проявления эстрады – начиная с т.н. «певцов» и заканчивая так же т.н. «юмористама» - которые давно уже превращены в чисто «индустриальные» проекты с относительно высоким уровнем разделения труда. (Т.е., эстрадные исполнители давно уже низведены до роли «кукол», на которые натягивается созданный целым коллективом сценический образ. Даже голоса певцов сейчас идут почти исключительно в компьютерной обработке – поскольку без нее слушать их просто невозможно.)

В общем, можно сказать, что впервые в истории представители «творческих профессий» оказываются лишенными какой-либо «ауры», за исключением того, что создается искусственно путем агрессивного маркетинга. Что есть, несомненно, прогрессивное изменение. Не в смысле маркетинга, разумеется, а в смысле признания фактического равенства всех профессий – чего, кстати, не было даже в советское время. (Когда подобное равенство декларировалось – но в реальности не принималось.) Разумеется, на это дело накладывается идеология классового общества с его жесткой пропагандой неравнозначности людей – но именно людей, не видов занятий. Так что, если честно, то современное общество в этом плане гораздо ближе к коммунизму, нежели то, что было лет пятьдесят назад. Но, разумеется, это тема уже следующего разговора.

Итак, в настоящее время вопрос о том, что же реально представляет собой творческая деятельность, и как же она связана с системой общественного производства, является крайне актуальным. Поскольку чем дальше, тем яснее становиться тот факт, что прежние механизмы взаимодействия работников «творческих профессий» с обществом просто не работают –и это еще в лучшем случае. Поскольку в худшем они приносят результат, совершенно обратный ожидаемому. Скажем, известная и извечная формула «непознаваемости» процесса создания произведений искусства –а то самое «покровительство муз» - в сейчас привела к ситуации, одновременно комической и трагической. Поскольку чем дальше, тем больше указанная «непознаваемость» начинает трактоваться единожды возможным образом: в том смысле, что пресловутые «творцы» несут очевидный бред, и ничего, кроме бреда, приносить не могут.

Подобное восприятие «творчества» - т.е., признание его нулевой или даже отрицательной ценности – сейчас становится все более популярным. Причем, это касается и т.н. «развлекательного сектора», и т.н. «большой культуры». В том смысле, что деструктивной рассматривается и деятельность пресловутой «попсы» вместе с актерами телесериалов, и «академических» театров вместе с титулованными художниками. Да, разумеется, речь тут идет о разных видах деструкции – но сути это не меняет: понимания того, зачем нам нужно искусство, сейчас практически нет. И кажется, что единственно возможным отношением к данному занятию является его полное отрицание. То есть признание того, что содержание всего вышесказанного –начиная с попсы и заканчивая балетом – в сущности, никому не нужно. Правда, обыкновенно тут делаются оговорки: дескать, я против не театра вообще – а против того театра, который сейчас существует. Или, что, в общем-то, есть хорошая эстрадная музыка – но ей мешает засилье безголосой «попсы» в данном жанре. Однако смысл всего этого остается тем же самым, поскольку все эти «идеальные» талантливые артисты, талантливые певцы, талантливые художники могут существовать лишь в «идеальном» же мире. В реальности же везде практически одно и то же, полностью противоположное этому самому идеалу.

В общем, можно сказать, что в настоящее время понятие «искусства» и «творчества» переживают крайне серьезный кризис. Кризис, связанный с тем, что никто не может найти для данной деятельности рационального объяснения ее места в жизни. Т.е. сказать: зачем это нужно и нужно ли? Поскольку музы с Аполлоном теперь «не котируются», а на смену им ничего не приходит. Точнее, нет – пытаются сказать, например, что это «вопрос престижа». (Кстати, то же самое относится и к науке, так же являющейся творческой деятельностью.) Но, разумеется, это гораздо менее «сильное» объяснение, нежели прежнее рассмотрение художника или поэта, как «проводника воли» высших сил. Да и вообще, кому нужен подобный престиж? Разумеется, «лучшим людям» – т.е. элите. Все же остальные вынуждены воспринимать данное утверждение, как очередной «каприз барина» с соответствующим отношением.

Разумеется, есть еще один путь мнимого разрешения данного вопроса – тот самый, по которому в свое время пошли на Западе. А именно – объявление искусства «частным делом», которое никого, за исключением связанных с ним людей, не касается. То есть – если кто желает извращаться, создавая или потребляя те или иные произведения – то пускай это и делает. За свои собственные деньги. Собственно, во всем «цивилизованном мире» так живут уже годов с 1960, и, на первый взгляд это кажется разумным – по крайней мере, на фоне уже описанного положения. Скажем, современная живопись, литература – да и вообще, вся «большое» искусство - давно уже трактуется, как некий вид «сексуального извращения», интересного лишь для пресыщенных богачей. Для масс остается кинематограф, «попса» и дешевое чтиво – т.е. развлекательные отрасли. Однако в реальности и этот путь, как уже было сказано, выводит из кризиса лишь мнимо. Поскольку, во-первых, требует значительных затрат ресурсов на содержание всех этих «локальных ниш». А, во-вторых, поставленный выше вопрос все равно не решает. (Из чего вытекает, например, неопределенность с тем, чем же является указанное понятие «развлечения».)

Так что вопрос о том, «зачем все это надо», даже на Западе остается открытым. И стоит «лишним деньгам» исчезнуть, как он будет неминуемо поставлен. Причем, мы даже можем понять, как будет происходить подобная «постановка» – поскольку нечто подобное уже реализуется на «периферии», где религиозные фундаменталисты действуют в рамках помянутого в начале «полного отрицания» искусства, как такового. То есть, именно отрицание (уничтожение) выглядит наиболее вероятным и «у нас», и «в Европе», и вообще везде. Если, конечно, «место для творчества» в жизни найдено не будет. К счастью, этот вопрос все же имеет рациональное решение. Причем, как будет сказано ниже, связано он именно с ситуацией у нас, на постсоветском пространстве – а точнее, с тем, что было сделано в СССР. И, ИМХО, поэтому только «у нас» данная проблема и может быть разрешена…

Речь идет о том, что на самом деле первоначальное представление об искусстве (творчестве), как об некоем взаимодействии с «высшими силами» на самом деле имеет вполне рациональное основание. Разумеется, не в том смысле, что пресловутые музы (или иные представители народной мифологии) действительно могли что-то шептать в ухо поэтов и художников – а в том, что под видом подобного взаимодействия т.н. «представители творческих профессий» действительно могли иметь дело с неким «надчеловеческим», а точнее, «надличностным» явлением. С тем, что можно назвать «общественным сознанием. Данное понятие – хотя оно и несет некий «оттенок» оккультизма – на самом деле, вполне материалистическое и материальное, по крайней мере, не менее материальное, нежели те же компьютерные программы. Последние, кстати, так же очень часто имеют «надличностное» значение – в том смысле, что работают не только на одном, отдельно взятом, компьютере, а существуют в некоей сложной сети. Это относится, например, к данной странице – коия присутствует одновременно и на вашем компьютере, и на моем, и на серверах лайвжурнала. (Но не равна ни одной из указанных сущностей.)

Так и общественное сознание представляет собой особое пространство связанных коммуникационными каналами отдельных сознаний – однако не является эквивалентом простой суммы их. И, разумеется, как любое «информационное пространство», оно обладает возможностью к определенному преобразованию и обработке информации. В том числе, зарождаются и формируются некие образы и идеи, причем, не або какие – а необходимые для существования общества в целом. (Об этом, разумеется, надо говорить отдельно –так как тема очень важная.) Однако, находясь в подобном состоянии эти самые образы и идеи, как правило, имеют весьма «размытую» и неопределенную форму – что вытекает из особенностей информационных систем подобного вида. (О том, почему так происходит – так же надо говорить отдельно.) Так вот – «творческий работник», по сути, и занимается тем, что извлекает указанные информационные конструкты, «визуализирует», «экстериоризирует» их, и отдает обществу обратно.

Иначе говоря, он показывает социуму то, что последний «хочет», но не может явно сформулировать. Именно отсюда и проистекает историческая роль художников и поэтов, как «усилителей» и «катализаторов» социальных процессов. Но одновременно и их неопределенное положение в системе социальной иерархии – поскольку описанное занятие является крайне неочевидным и трудно рационализируемым. (Собственно, и само наличие общего информационного пространства в «доинтернетную» эпоху несло исключительно эзотерическое значение – с соответствующим отношением.) Ну, и разумеется, в сложном обществе – т.е., обществе, разделенном на мало соприкасающиеся группы и слои – «извлечение» общесистемных образов и идей оказывается крайне затруднительным. Это в первобытном племени певец мог петь о том, что интересовало всех членов – при классовом устройстве данное действие становится невозможным. В современном же мире – имеется в виду, современном классовом мире, где указанное деление достигло предельного значения, приводя к распаду единого пространства на некие «микрогруппы» – возможность улавливать «общие смыслы» практически исчезает. Это, в свою очередь, и ведет к исчезновению общесистемного значения «искусства» - которое начинает делиться на множество «микроискусств», важных только для конкретной «микрогруппы». Ну, и на указанное «развлекательное макроискусство», обращающееся к единственно общим вещам для всех – к пресловутым «низким», примитивным «инстинктам». (На самом деле, не инстинктам, конечно, а социальным моделям – но действительно, примитивным.)

В общем, можно сказать, что вопрос о том, нужно ли нам «творчество» вообще, и «творчество в искусстве» в частности, разумеется, решается единожды возможным образом. В том смысле, что оно, конечно же, нужно. Но эта нужность возникает только при условии, что работающие в данной отрасли люди не будут замыкаться в своей «микрогруппе» – поскольку иначе они будут работать с образами, эквивалентными этой самой «микрогруппе», а не обществу в целом. Что мы сейчас и наблюдаем: нынешнее «большое искусство» есть искусство «микрогрупп», т.е., неких тусовок «посвященных». С соответствующим отношением всех остальных – в том смысле, что для не входящих в данную «микрогруппу» данная деятельность выглядит лишь бессмысленной растратой ресурсов. Впрочем, для разделенного мира ничего иного, по сути, и не возможно.

Точнее, нет. Возможны случаи, что некоторые, особо одаренные – т.е. имеющие очень хорошие навыки «вылавливания образов» - творцы могут «покидать пределы» своих групп. Но это происходит очень редко – на порядок реже, нежели в обществе, сохраняющем информационное единство. (Именно поэтому, говоря о первобытных обществах, можно сказать, что там «все поэты –гении».) Кстати, вот вам и главная – а по сути, и единственная – причина «деградации советских творцов» в постсоветское время. Нет, они не поглупели и даже не «осволочились» – просто общество распалось на множество отдельных «тусовок», «микрогрупп». И указанные «творцы» до сих пор остаются гениями – но гениями исключительно «тусовочными», не имеющими никакого смысла существования за границами своего слоя. Ну, и к «молодым талантам» это так же относится…

Однако, как бы не парадоксально прозвучало подобное, но именно подобным факт и позволяет нам выйти на суть описанного явления. Т.е., если бы этой деградации советских «творцов» не было бы, то понять, как «работает» искусство оказалось на порядок сложнее. (Собственно, это вообще относится к моменту гибели СССР.) Поскольку, как уже говорилось, механизмы их взаимодействия с социумом крайне сложны и неочевидны. Однако разрушение СССР произошло – что и позволило увидеть скрытые явления, лежащие в основании многих его подсистем – и, в частности, выйти отсюда но решение «кризиса рационализации» по отношению к искусству. Перейти, наконец-то, от концепции «любимцев муз» к пониманию данной деятельности в системе выживания человека – причем, не только в вопросе о создании художественных произведений.

Для просмотра скрытого содержимого вам нужно или .

Итак, место искусства в существующем мире определено: оно состоит в том, чтобы «извлекать» из «общественного сознания» неявно существующие там образы и идеи, «экстериоризовывать» - если так можно говорить в данном случае – их, и отдавать обратно обществу, но уже в четко выраженном виде. Иначе говоря, искусство работает «катализатором» для социальных процессов, оно не столько создает новые сущности – как это обыкновенно считается – сколько лишь «выявляет» то, что уже существует в рамках тех или иных общностей. (Начиная со всей страны и заканчивая различными «микрогруппами».) Однако и эта задача является крайне важной и необходимой для существования социума.

Поэтому указанное положение представителей искусства позволяет избежать описанной в прошлом посте опасности их отрицания – который неизбежно возникает при иных способах найти их рациональное место в жизни. (Что выявляется, скажем, в консервативное отрицание искусства.) Но одновременно оно же показывает, насколько тщетны попытки «представителей микрогрупп» убедить всех остальных в своей сверхценности. То есть, то, что происходит в данной области сейчас – когда различного рода художники, литераторы и кинематографисты, выражающие ценности исключительно своих «тусовок» сильно удивляются тому, что их не любят «в народе».

Однако самое важное тут даже не это – а то, что, рассматривая подобный процесс, можно легко понять истоки этой самой «тусовизации» и следующего за нем отрицания подобных «гениев тусовки». Поскольку связно это, разумеется, с идущими сейчас процессами укреплением классового устройства и разделения труда. То есть – с переходом от пресловутого «советизированного общества» (для стран бывшего СССР – просто советского) к обществу «чисто классовому», лишенному механизмов обеспечения культурного единства. И одновременно становится понятным, что весь огромный «культурный багаж» прошлого столетия, вся эта масса великих литературных произведений, великих кинофильмов, великих музыкальных композиторов и даже исполнителей –в общем, все, чем так принято гордиться сегодня, на самом деле являются лишь «артефактами» существования СССР.

Да, именно так: СССР являлся единственной причиной существования искусства, как такового в обществе, имеющем глубокое разделение труда. Поскольку именно он – а точнее, его неизбежная «тень» - обеспечивал хоть какое-то единство подобного социума, не давал ему распасться на множество «микрогрупповых микроискусств». (Подобных тем, что доминируют сейчас.) А ведь процесс этого распада был совершенно очевиден был уже в начале XX столетия, когда началось выделение довольно четко очерченных «микроискусств», подчиненных исключительно «внутренним», «художественным» вопросам и занимающихся «поиском смысла» исключительно для «своих». Вершиной этого движения выступает знаменитый «Черный квадрат» Малевича, посвященный известной дискуссии, идущей среди художников о сути «беспредметного искусства». Впрочем, практически все «беспредметники», по сути, занимались тем же самым – решали вопросы, ориентируясь исключительно на «внутреннюю среду», используя одним им понятные символы.

В этом смысле послереволюционные попытки «эстрериоризации» авангарда – т.е., попытки развернуть его в сторону масс, причем, порой весьма удачные – крайне символичны. Хотя, ИМХО, это и был изначально тупиковый путь – «технология», изначально созданная для работы в «микрогруппе», не очень подходила к указанной задаче. И, в конечном итоге, авангард проиграл «квазиреалистическому» соцреализму: как бы не печально это звучало, но он был обречен. Впрочем, рассмотрение проблемы трансформации искусства от «элитарного» пути, господствовавшего в начале XX века к массовым формам, произошедшей после Революции 1917 года, слишком далеко выходит за рамки поставленной темы. (И делать ее надо отдельно.) Тут же стоит обратить внимание лишь на то, что касалось это не только живописи, и не только ситуации в России – речь следует вести об общемировом процессе. И поэтому большую часть всех «великих произведений», созданных после указанной даты, стоит связывать именно с ней.

Однако в рамках поднимаемой темы гораздо важнее не это. А то, что неизбежное возвращение «микрогруппового искусства», наступившее после 1991 года, в любом случае поднимает вопросы о том, что же нам следует делать с подобной ситуацией. В том смысле, что если художники и поэты, по сути, отказываются «искать общие смыслы», замыкаясь в узких рамках своих тусовок (и, более того, просто не имеют возможностей выйти за их пределы), то значит ли это общество остается без указанного «катализатора»? Или, иначе говоря, означает ли, что сейчас «извлечение» из общественного сознания неявных образов и идей «не работает». Разумеется, нет. Поскольку социум – в полном соответствии со своей диалектической природой – неизбежно создает взамен не работающему иной, необходимый себе, инструмент. Точнее сказать – вновь порождает то же самое явление, но уже на иной социальной основе.

Речь идет о т.н. «самодеятельном творчестве», которое приходит на смену творчеству «профессиональному». А именно – о всех этих «самиздатах», о разного рода самодеятельных художниках и музыкантах, не входящих (пока) в соответствующую тусовку. Разумеется, «качество» этого самого «самиздата» на порядок меньше, нежели у «профессиональных» деятелей искусства, однако в описанных условиях это не важно. Поскольку «профи», как уже было сказано, вообще ничего не делают за пределами интересов своих «микрогрупп». (И как бы не наивны и примитивны не были авторы с «самиздата», однако они более адекватны реальности, нежели все «лауреаты русского буккера», которых знают только в своих узких тусовках. Впрочем, к «нерусскому буккеру» это тоже относится.)

Ну, и самое интересное во всем этом: чем дальше, тем яснее становится тот факт, что «особое качество» профессиональных творцов, их действительно высокое умение работы со словом (с музыкой, графикой, живописью и т.д.), по сути, имеет второстепенное значение. И в целом, «самодеятельные авторы» потребности общества в указанном «извлечении смыслов» вполне выполняют. (Более того, в определенных областях – скажем, в журналистике, замененной сейчас практически повсеместно блогами и соцсетями – они делают это лучше, нежели «профессионалы».) Поэтому в будущем вполне вероятна ситуация, состоящая в том, что даже при устранении общественного разделения возврат к прежней модели взаимоотношения социума и «творцов» окажется ненужным. (Тем более, что профессионализация сама по себе всегда несет в себе пресловутое «искушение микрогруппы».)

Короче, можно сказать, что выдвинутая в 1920 годах идея о том, что профессиональное искусство должно смениться некоей «народной самодеятельностью» примерно через столетие начинает обретать вполне разумный смысл. Да, разумеется, «тогда» это был фальстарт, поскольку не существовало ни достаточного количества образованных людей для данного решения, ни имеющихся механизмов (последние, впрочем, даже сейчас только зарождаются). В результате чего общество уже следующем десятилетии было вынуждено вернуться к идее профессионалов. (Пускай и ограниченных некими «творческими союзами» - но это не спасло их от последующего «группирования» и «окукливания».) Впрочем, нет – это был не фальстарт, а нормальное протекание процессов исторического масштаба, для которых столетие есть ничтожный срок. И, по сути, даже то, что мы имеем сейчас, является лишь началом действительно тектонического процесса. (Начавшегося в 1920 годах.) В результате которого творчество будет так же равномерно распространено по всей массе общества, как распространился сегодня т.н. «умственный труд».

И существующее даже сейчас деление людей на «талантливых» и «бесталанных» станет таким же анахронизмом, что и казавшееся еще лет двести назад «естественным» деление на тех, кто способен к грамоте, и тех, кто не способен.

Для просмотра скрытого содержимого вам нужно или .