Главная

Во всем дойти до самой сути. Пастернак - Во всём мне хочется дойти (чит. Царев). Размер и рифмовка

Стихотворение “Во всем мне хочется дойти” – одно из тех, которые автор посвятил глубоко волновавшей его теме: роли поэта в обществе. Краткий анализ “Во всем мне хочется дойти” по плану поможет ученикам 7 класса разобраться в сути идей, вложенных Пастернаком в это произведение. Разбор может быть использован в качестве основного или дополнительного материала на уроке литературы.

Краткий анализ

История создания – произведение написано Пастернаком в 1956 году, всего за четыре года до его смерти. Издано оно уже после его кончины в посмертном сборнике “Когда разгуляется” (1961 год).

Тема стихотворения – формула творчества, возможность достичь совершенства в выбранном занятии и отсутствие пределов для этого совершенства.

Композиция – трехчастная. Первые три строфы посвящены душевным переживаниями поэта. Следующие три рассказывают о том, какую роль в его творчестве сыграла страсть, и последние четыре – это метафора о возделывании сада и вывод.

Жанр – философская лирика.

Стихотворный размер – ямб с перекрестной рифмовкой.

Эпитеты – “сердечная смута”, “протекшие дни”, “живое чудо” .

Метафоры – “сущность дней”, “схватывая нить судеб”, “разбивать стихи всей дрожью жилок”, “дыханье роз”, “достигнутого торжества игра и мука – натянутая тетива тугого лука” .

Сравнение – “стихи как сад” .

История создания

Стихотворение “Во всем мне хочется дойти” написано в сложный для Пастернака период, когда все литераторы ополчились на него, стали оппонентами. И вот в 1956 году поэт пишет стихотворение-размышление о судьбе творчества. Это произведение было создано именно из раздумий о своей судьбе и сути своего творчества.

Тема

Пастернак всегда много размышлял о творчестве, пытаясь вывести его формулу. И вот в этом произведении он рассматривает составляющие своего творчества, говорит о том, что он стремится к совершенству. И все же поэт пока не видит себя как по-настоящему талантливого литератора, считает, что ему есть к чему стремиться. И продолжает работать над собой.

Композиция

Состоящее из десяти строф стихотворение разделяется на три части.

Первая – это три строфы, открывающие душу поэта. В них он рассказывает о себе, о том, как именно от живет и особенно – как творит.

Вторая часть – следующие три строфы – посвящена страсти, которая разгорается между людьми. Эта тема всегда была одной из важных в его творчестве, так что Пастернак отводит ей большое место в своем программном произведении. Его лирический герой – это философ, размышляющий о природе страсти и выделяющий тему любви как одну из заглавных в литературе.

Третья часть – это завершающие строфы. Проводя сравнение между творчеством и возделыванием сада, поэт, по сути, описывает свои принципы создания стихов. В последней строфе он подводит итог, говоря, что рожденное стихотворение – это и достижение, и тетива, с которой готовы сорваться новые поэтические строки.

Жанр

Пастернак вообще отдавал предпочтение философской лирике – это произведение относится как раз к такому жанру. Поэт размышляет о природе творчества, его сути и проблемах.

Для раскрытия этой идеи он использовал свои любимый размер – ямб, в котором в правильной последовательности чередуются двух- и четырехстопные стоки. Чередуется и рифма – мужская с женской. Благодаря созданному таким образом впечатлению воздушности, кажется, что это произведение – просто мысли вслух.4.4 . Всего получено оценок: 13.

Борис Пастернак

Во всем мне хочется дойти до самой сути…

Сборник

* * *

Начальная пора. 1912–1914

* * *

Февраль. Достать чернил и плакать!

Писать о феврале навзрыд,

Пока грохочущая слякоть

Весною черною горит.

Достать пролетку. За шесть гривен,

Чрез благовест, чрез клик колес,

Перенестись туда, где ливень

Еще шумней чернил и слез.

Где, как обугленные груши,

С деревьев тысячи грачей

Сорвутся в лужи и обрушат

Сухую грусть на дно очей.

Под ней проталины чернеют,

И ветер криками изрыт,

И чем случайней, тем вернее

Слагаются стихи навзрыд.

* * *

Как бронзовой золой жаровень,

Жуками сыплет сонный сад.

Со мной, с моей свечою вровень

Миры расцветшие висят.

И, как в неслыханную веру,

Я в эту ночь перехожу,

Где тополь обветшало-серый

Завесил лунную межу,

Где пруд, как явленная тайна,

Где шепчет яблони прибой,

Где сад висит постройкой свайной

И держит небо пред собой.

1912, 1928

* * *

Когда за лиры лабиринт

Поэты взор вперят,

Налево развернется Инд,

Правей пойдет Евфрат.

А посреди меж сим и тем

Со страшной простотой

Легенде ведомый Эдем

Взовьет свой ствольный строй.

Он вырастет над пришлецом

И прошумит: мой сын!

Я историческим лицом

Вошел в семью лесин.

Я – свет. Я тем и знаменит,

Что сам бросаю тень.

Я – жизнь земли, ее зенит,

Ее начальный день.

Мне снилась осень в полусвете стекол,

Друзья и ты в их шутовской гурьбе,

И, как с небес добывший крови сокол,

Спускалось сердце на руку к тебе.

Но время шло, и старилось, и глохло,

И, па́волокой рамы серебря,

Заря из сада обдавала стекла

Кровавыми слезами сентября.

Но время шло и старилось. И рыхлый,

Как лед, трещал и таял кресел шелк.

Вдруг, громкая, запнулась ты и стихла,

И сон, как отзвук колокола, смолк.

Я пробудился. Был, как осень, темен

Рассвет, и ветер, удаляясь, нес,

Как за́ возом бегущий дождь соломин,

Гряду бегущих по́ небу берез.

* * *

Я рос. Меня, как Ганимеда,

Несли ненастья, сны несли.

Как крылья, отрастали беды

И отделяли от земли.

Я рос. И повечерий тканых

Меня фата обволокла.

Напутствуем вином в стаканах,

Игрой печальною стекла,

Я рос, и вот уж жар предплечий

Студит объятие орла.

Дни далеко, когда предтечей,

Любовь, ты надо мной плыла.

Но разве мы не в том же небе?

На то и прелесть высоты,

Что, как себя отпевший лебедь,

С орлом плечо к плечу и ты.

* * *

Все наденут сегодня пальто

И заденут за поросли капель,

Но из них не заметит никто,

Что опять я ненастьями запил.

Засребрятся малины листы,

Запрокинувшись кверху изнанкой.

Солнце грустно сегодня, как ты, -

Солнце нынче, как ты, северянка.

Все наденут сегодня пальто,

Но и мы проживем без убытка.

Нынче нам не заменит ничто

Затуманившегося напитка.

Вокзал

Вокзал, несгораемый ящик

Разлук моих, встреч и разлук,

Испытанный друг и указчик,

Начать – не исчислить заслуг.

Бывало, вся жизнь моя – в шарфе,

Лишь подан к посадке состав,

И пышут намордники гарпий,

Парами глаза нам застлав.

Бывало, лишь рядом усядусь -

И крышка. Приник и отник.

Прощай же, пора, моя радость!

Я спрыгну сейчас, проводник.

Бывало, раздвинется запад

В маневрах ненастий и шпал

И примется хлопьями цапать,

Чтоб под буфера не попал.

И глохнет свисток повторенный,

А издали вторит другой,

И поезд метет по перронам

Глухой многогорбой пургой.

И вот уже сумеркам невтерпь,

И вот уж, за дымом вослед,

Срываются поле и ветер, -

О, быть бы и мне в их числе!

Венеция

Я был разбужен спозаранку

Щелчком оконного стекла.

Размокшей каменной баранкой

В воде Венеция плыла.

Все было тихо, и, однако,

Во сне я слышал крик, и он

Подобьем смолкнувшего знака

Еще тревожил небосклон.

Он вис трезубцем скорпиона

Над гладью стихших мандолин

И женщиною оскорбленной,

Быть может, издан был вдали.

Теперь он стих и черной вилкой

Торчал по черенок во мгле.

Большой канал с косой ухмылкой

Оглядывался, как беглец.

Вдали за лодочной стоянкой

В остатках сна рождалась явь.

Венеция венецианкой

Бросалась с набережных вплавь.

1913, 1928

Прижимаюсь щекою к воронке

Завитой, как улитка, зимы.

«По местам, кто не хочет – к сторонке!»

Шумы-шорохи, гром кутерьмы.

«Значит – в “море волнуется”?

В повесть,

Завивающуюся жгутом,

Где вступают в черед, не готовясь?

Значит – в жизнь? Значит – в повесть о том,

Как нечаян конец? Об уморе,

Смехе, сутолоке, беготне?

Значит – вправду волнуется море

И стихает, не справясь о дне?»

Это раковины ли гуденье?

Пересуды ли комнат-тихонь?

Со своей ли поссорившись тенью,

Громыхает заслонкой огонь?

Поднимаются вздохи отдушин

И осматриваются – и в плач.

Черным храпом карет перекушен,

В белом облаке скачет лихач.

И невыполотые заносы

На оконный ползут парапет.

За стаканчиками купороса

Ничего не бывало и нет.

1913, 1928

Пью горечь тубероз, небес осенних горечь

И в них твоих измен горящую струю.

Пью горечь вечеров, ночей и людных сборищ,

Рыдающей строфы сырую горечь пью.

Исчадья мастерских, мы трезвости не терпим,

Надежному куску объявлена вражда.

Тревожный ветр ночей – тех здравиц виночерпьем,

Которым, может быть, не сбыться никогда.

Наследственность и смерть – застольцы наших трапез.

И тихою зарей – верхи дерев горят -

В сухарнице, как мышь, копается анапест,

И Золушка, спеша, меняет свой наряд.

Полы подметены, на скатерти – ни крошки,

Как детский поцелуй, спокойно дышит стих,

И Золушка бежит – во дни удач на дрожках,

А сдан последний грош, – и на своих двоих.

* * *

Встав из грохочущего ромба

Передрассветных площадей,

Напев мой опечатан пломбой

Неизбываемых дождей.

Под ясным небом не ищите

Меня в толпе сухих коллег.

Я смок до нитки от наитий,

И север с детства мой ночлег.

Он весь во мгле и весь – подобье

Стихами отягченных губ,

С порога смотрит исподлобья,

Как ночь, на объясненья скуп.

Мне страшно этого субъекта,

Но одному ему вдогад,

Зачем ненареченный некто, -

Я где-то взят им напрокат.

Зимняя ночь

Не поправить дня усильями светилен,

Не поднять теням крещенских покрывал.

На земле зима, и дым огней бессилен

Распрямить дома, полегшие вповал.

Булки фонарей и пышки крыш, и черным

По белу в снегу – косяк особняка:

Это – барский дом, и я в нем гувернером.

Я один, я спать услал ученика.

Никого не ждут. Но – наглухо портьеру.

Тротуар в буграх, крыльцо заметено.

Память, не ершись! Срастись со мной! Уверуй

И уверь меня, что я с тобой – одно.

Снова ты о ней? Но я не тем взволнован.

Кто открыл ей сроки, кто навел на след?

Тот удар – исток всего. До остального,

Милостью ее, теперь мне дела нет.

Тротуар в буграх. Меж снеговых развилин

Вмерзшие бутылки голых черных льдин.

Булки фонарей, и на трубе, как филин,

Потонувший в перьях, нелюдимый дым.

Поверх барьеров. 1914–1916

Петербург

Как в пулю сажают вторую пулю

Или бьют на пари по свечке,

Так этот раскат берегов и улиц

Петром разряжён без осечки.

О, как он велик был! Как сеткой конвульсий

Покрылись железные щеки,

Когда на Петровы глаза навернулись,

Слезя их, заливы в осоке!

И к горлу балтийские волны, как комья

Тоски, подкатили; когда им

Забвенье владело; когда он знакомил

С империей царство, край – с краем.

Нет времени у вдохновенья. Болото,

Земля ли, иль море, иль лужа, -

Мне здесь сновиденье явилось, и счеты

Сведу с ним сейчас же и тут же.

Он тучами был, как делами, завален.

В ненастья натянутый парус

Чертежной щетиною ста готовален

Врезалася царская ярость.

В дверях, над Невой, на часах, гайдуками,

Века пожирая, стояли

Шпалеры бессонниц в горячечном гаме

Рубанков, снастей и пищалей.

Во всем мне хочется дойти
До самой сути.
В работе, в поисках пути,
В сердечной смуте.

До сущности протекших дней,
До их причины,
До оснований, до корней,
До сердцевины.

Всё время схватывая нить
Судеб, событий,
Жить, думать, чувствовать, любить,
Свершать открытья.

О, если бы я только мог
Хотя отчасти,
Я написал бы восемь строк
О свойствах страсти.

О беззаконьях, о грехах,
Бегах, погонях,
Нечаянностях впопыхах,
Локтях, ладонях.

Я вывел бы ее закон,
Ее начало,
И повторял ее имен
Инициалы.

Я б разбивал стихи, как сад.
Всей дрожью жилок
Цвели бы липы в них подряд,
Гуськом, в затылок.

В стихи б я внес дыханье роз,
Дыханье мяты,
Луга, осоку, сенокос,
Грозы раскаты.

Так некогда Шопен вложил
Живое чудо
Фольварков, парков, рощ, могил
В свои этюды.

Достигнутого торжества
Игра и мука —
Натянутая тетива
Тугого лука.

Анализ стихотворения «Во всем мне хочется дойти до самой сути» Пастернака

Б. Пастернак, несмотря на огромное количество исследований его жизни и творчества, во многом остается загадочной и непонятной фигурой. Его стихи всегда несут в себе какую-то тайну, недоступную большинству читателей. Сложные образы, переплетающиеся в немыслимых сочетаниях, передают богатство внутреннего мира поэта. Его считали человеком, чересчур погруженным в себя, а творчество – оторванным от реальной жизни. В 1956 г. Пастернак создал стихотворение «Во всем мне хочется дойти до самой сути», в котором выразил свое отношение к творчеству. Оно может считаться программным заявлением поэта.

Пастернак заявляет, что во всем стремится «дойти до самой сути». Это относится не только к творчеству, но и ко всей жизни в целом. Его не удовлетворяет поверхностный анализ. Поэт должен понять философский смысл каждого предмета и явления, постигнуть саму «сердцевину».

Он признается, что пока еще не может сделать этого, но не бросает попыток. Человеческая речь слишком ограниченна, притянута к земле. Высшая истина недоступна на обычном уровне сознания. Главная цель Пастернака – подобрать такие «восемь строк», которые бы полностью описывали все свойства человеческих страстей. Его творческий поиск подобен научному методу. Автор хочет вывести один всеобщий закон, которому подчинены все проявления души. Если ему это удастся, то стихи станут не просто рифмованными словами. В них будут содержаться физические свойства окружающего мира: цвета, звуки, запахи. Каждое произведение станет зеркальным отражением реальности. Пастернак надеется, что сможет уничтожить вечную непреодолимую границу между действительностью и воображением. Он считает, что значительно приблизился к этому Шопен, в музыкальных произведениях которого ожили «парки, рощи, могилы». Творчество настоящего поэта – «тетива тугого лука», символизирующая меткие и точные выстрелы – стихотворения.

Пастернак объясняет, что его произведения – это постоянный поиск скрытого смысла вещей. Их нельзя воспринимать буквально. Они глубоко личные и, естественно, недоступны массовому читателю. Возможно, этим он выражал протест против подавляющего господства соцреализма, которые был направлен на описание конкретных фактов и событий. Такой метод Пастернак считал примитивным и недостойным настоящего творца. Описать явление может и журналист. Придать ему общечеловеческое значение, показать самую суть невозможно без глубокого философского анализа.

Последний сборник Бориса Пастернака «Когда разгуляется» так и не был распечатан при жизни. В стихах, вошедших в этот сборник, отчётливо прослеживается тема надежды и обновления, связанная с происходящими в стране переменами. Настоящим поэтическим манифестом этого сборника стало стихотворение «Во всем мне хочется дойти до самой сути…», которым открывалась книга. «Жить, думать, чувствовать, любить», - именно в этом для лирического героя стихотворения заключается секрет жизни. А ведь возможно, это так и на самом деле!