Почему марксисты хотят уничтожить русский мир. Замечательное о русском понимании марксизма Вы думаете почему русские марксисты

Журнал «Золотой Лев» № 75-76 - издание русской консервативной мысли

(www.сайт)

С.В. Кортунов

Метаморфозы революционного марксизма

К.Маркс: «Что касается меня, то я не марксист».

Русское общество и русское сознание в целом, избавляясь от главных идеологических химер ХХ века - коммунизма и либерализма, - наконец-то начинает «приходить в чувство» и пытаться спокойно и объективно, без эмоций и истерик осмысливать важнейшие события национальной и мировой истории.

К таким событиям, вне всякого сомнения, относится марксизм. Оценивать его можно по-разному. Но нельзя отрицать, что на протяжении, по крайней мере, 150 лет, т.е. 4-5 поколений людей, он находился в эпицентре не только общественных наук (в огромной степени им и созданных или существенно преобразованных) - социологии, философии, истории и т.д., - но и реальной мировой политики. И Б.Кагарлицкий, безусловно, прав, утверждая, что

«марксизм является неотъемлемой частью всей системы современных общественных наук, изъятие его из общественного обихода приводит к возникновению настоящего методологического хаоса. Это всё равно, что вынуть из здания половину кирпичей. Сооружение может устоять, но находиться в нём станет невозможно».

В одной из последних своих книг «Большой провал» З.Бжезинский, размышляя над причинами крушения вдохновлённого К.Марксом советского коммунизма, пишет:

«В сущности своей это была западная доктрина, разработанная в читальном зале Британского музея одним интеллектуалом, немецким евреем. Затем это чужеземное растение было пересажено в далекую евразийскую империю с традициями полувосточного деспотизма - пересажено одним автором брошюрок, русским революционером, выступавшим в роли хирурга истории».

При всём остроумии этой формулировки, она вряд ли может стать основой для объективного научного анализа данного сложнейшего исторического феномена. Ведь в XX веке Россия стала полигоном и одновременно основным творцом экстраординарного социального эксперимента, проведённого всем человечеством . Это была попытка создать новую религию, новую веру и нового человека, когда после «смерти» старого ветхозаветного Бога в Европе «умер» и старый человек. Вновь соединить атомизированные к концу Нового Времени человеческие существа в братском единстве, создать новый коллективизм (но уже без Бога) - вот в чём состоял великий замысел и Большой Миростроительный Проект, воплощённый в «Коммунистическом манифесте», «Немецкой идеологии», «Капитале» и других произведениях К.Маркса и Ф.Энгельса. Впрочем, как и более ранних, и более поздних западноевропейских философов и революционеров.

Таким образом, марксизм (а в более широком смысле - и коммунизм в целом) стал высшим проявлением богоборческой философии западного человека Нового Времени, высшим воплощением западного рационалистического сознания, которое в конце XIX века стало претендовать на человекобожие, на то, что человек якобы может сам проектировать не только машины и техническое развитие, но и развитие социальное, вместе со всей совокупностью сложнейших общественных и человеческих отношений, и даже самого человека. Западный разум выступил с дерзкой и нелепой претензией, что он может не только объяснить, но и изменить мир, т.е. оседлать саму Историю. Вспомним, что именно так и сказано в «Коммунистическом Манифесте» К.Маркса.

Новая религия

То, что коммунизм изначально выступал именно как новая религия (на фоне глубочайшего кризиса старой), впоследствии до неузнаваемости искажённой большевистской теорией, а тем паче - практикой, - видно по «Экономико-философским рукописям 1844 г.» и другим произведениям раннего марксизма. Описанный в них коммунизм, вероятно, можно назвать персоналистическим, поскольку он утверждал ценность человека, его достоинство. Постулируя, что действительности присуща динамика и прогресс, ранний марксизм возвращал человеку веру в самого себя, убеждал его в том, что жизнь имеет смысл и достойна того, чтобы прожить её.

Из идеи прогресса, в том числе и исторического, выводилась возможность построения хотя бы и в далёкой перспективе идеального общества, где будет достигнута самореализация человека в качестве цели. Эта идея в марксистской системе носила именно религиозный характер и по существу противопоставлялась идее Бога. Как справедливо отмечал Э.Соловьёв,

«религии распятого Бога Маркс противопоставил доктрину распятого богоподобного человека. Богоподобный человек, возведённый капитализмом на Голгофу крайней бедности, унижения и презрения, - это пролетариат. Именно в него - в наиболее обездоленный и отверженный класс гражданского общества - необходимо уверовать как в Спасителя».

При этом коммунизм понимался молодым Марксом не как состояние, которое должно быть достигнуто, а как бесконечное историческое движение по созиданию всё более и более совершенного мира. Данное движение составляло смысл исторического прогресса и марксистского понимания вечности. Христианская метаистория становилась бесконечной человеческой историей. Коммунизм, по К.Марксу, - это и есть подлинное решение загадки Истории, и он знает, что он есть это решение.

Ранний марксизм пытался дать ответ на фундаментальный философский вопрос - о жизни и смерти. Врождённая непримиримость человеческого духа не взывает ни к преодолению Конечного ради Бесконечного, ни к преодолению Времени ради Вечности; она лишь толкает к бесконечному прогрессу в рамках Конечного, к непрекращающемуся преодолению Настоящего ради Будущего. Вечность здесь была превращена в бесконечную мирскую преемственность, а бессмертие отдельного лица - в бессмертие человечества. Путь человека к воскресению - это выход в бессмертное человечество. Он жил жизнью вечной, если она была ориентирована на участие в построении подлинно человеческого общества, в котором извечные человеческие идеалы добра, справедливости и гуманизма станут, наконец, историческим фактом.

Элемент воскресения содержался, таким образом, в каждом акте подлинно человеческой жизни, которая понималась как деятельность, направленная на созидание всё более человеческого мира. Участвуя в бесконечном процессе этого преобразования, человек делал свою жизнь сопричастной вечности, становился её частью, ибо сознавал себя как часть бесконечно развивающегося, устремлённого в будущее процесса. Его воскресение происходило каждый день, ибо новая историческая реальность, которая должна была рождаться после его смерти, неизменно содержала его в себе и продолжала его жизнь. Он верил, что будет вечно жить и воскресать в ней.

Идеальная сущность человека, на которую неизбежно ориентирована история, - это сообщество равных и свободных людей. Индивид фактически не может добиться самовыражения, то есть выступить в качестве цели вне общества, в котором все его члены являлись бы целью. Это означает, что каждый в таком обществе должен преодолеть эгоизм и индивидуализм, в силу которых он стремится господствовать над другими, пытается превратить их в средства. Одним словом, свобода может быть реализована только через посредство взаимной любви и братства людей. Идеальное человеческое общество будет обществом Любви и Братства. Христианское восприятие мира как сверхъестественного единства превращается в марксистском мировоззрении в восприятие мира как естественного материального единства; в основе этого единства лежит уже не Бог, а человек, более того, обожествлённый Человек. Эта концепция пыталась, таким образом, примирить Ренессанс и Высокое Средневековье, две силы, непримиримо боровшиеся друг с другом на Западе на протяжении нескольких веков.

Основные положения коммунистической теории К.Маркса к каннибализму большевиков, разумеется, не имели никакого отношения. И это полезно было бы уразуметь некоторым не в меру ретивым критикам марксизма (называющим коммунистов не иначе, чем «красно-кориченевыми»), сделавшим на этой критике себе политическую или публицистическую карьеру.

Марксовы представления об историческом прогрессе, очищенные от последующих наслоений и упрощений, способны и сегодня вполне адекватно описывать современное состояние цивилизации, показывать направления её развития и движущие силы общественного прогресса. Предложенная им методология выделения в истории цивилизации трёх главных периодов (об этом чуть ниже), её диалектический, по сути эволюционный подход к оценке социальных изменений и их причин остались, в основном, невостребованными. В этой связи можно утверждать, что, несмотря на огромные перемены в ходе ХХ века, потенциал собственно марксистской теории не исчерпан.

Многие произведения К.Маркса, в частности «Экономико-философские рукописи 1844 года», «Немецкая идеология», два последних тома «Капитала» и др., как это сейчас совершенно точно установлено, не были известны ни В.Ленину, ни, тем более, другим большевикам. Но нет сомнений, что с ними ознакомились первые русские марксисты (включая Н.Бердяева, П.Струве, М.Плеханова, М.Туган-Барановского и др.), популяризировавшие марксизм в России. Все последующие дореволюционные поколения русских коммунистов, несомненно, воспринимали К.Маркса глазами первых его пропагандистов.

По словам Г.Федотова, появление марксизма в России в 90-х годах прошлого века «имело освежающее, озонирующее значение». Что же касается самого К.Маркса, то он, как известно, заявлял, что его теория не имеет к России никакого отношения и даже недоумевал, почему русские аристократы и философы страстно увлеклись его работами. Русские революционеры, как известно, не прислушались к предостережению К.Маркса. Но это - уже не его вина.

Вообще, К.Маркс «споткнулся» о Россию. Из-за неё он не закончил «Капитал» и готов был в конце своей жизни пересмотреть свою концепцию истории и коммунизма, осознав, что Россия - не отставшая от Запада страна, а другая цивилизация и культура. Во взаимодействии различных культур он увидел будущее человечества. Но это предмет специального исследования.

Новый гуманизм

«Коммунисты, - сказано в «Манифесте», - могут выразить свою теорию одним положением: уничтожение частной собственности». Однако, чтобы его понять, необходимо помнить: частная собственность непосредственно связывается К.Марксом с экономическим отчуждением, без преодоления которого невозможна свобода в марксистском мире. Человек, свободный от экономического рабства, будет свободен во всех других отношениях.

К.Маркс вообще понимал человека как существо производящее, трудящееся - homo faber. Согласно марксизму, труд не есть просто средство поддержания существования и тем более не кара, ниспосылаемая на человека за первородный грех, а деятельность, являющаяся естественной потребностью человека, с помощью которой он утверждает себя, добивается свободы и самовыражения, подчиняет себе природу, очеловечивая её. Состояние, при котором люди действительно реализуют себя в труде и могут всесторонне присвоить во всей их полноте сущностные силы человечества, К.Маркс называл коммунизмом, натурализмом и гуманизмом. «Душа марксизма, - подчёркивал Н.Бердяев, - тут, а не в экономическом детерминизме».

Экономическое отчуждение, в основе которого лежит частная собственность, - коренное зло - как в экономическом, так и в моральном смысле. Усилия, призванные преодолеть экономическое отчуждение, есть поэтому восстание морального сознания против аморальных условий; борьба с экономическим отчуждением - это историческая борьба между Добром и Злом; Царство Свободы и экономического благополучия, которое является целью этой борьбы, представляет собой в то же время Царство Морали, к утверждению которого должна привести в конечном счёте победа Добра.

Оплёванное и растоптанное сегодня теоретическое наследие К.Маркса, на которого наши либералы возложили ответственность за коммунистический эксперимент в России, может быть осмыслено лишь в том случае, если понять чётко проводимую им разницу между уничтожением и упразднением частной собственности. Частная собственность выступает как сложившаяся в результате исторического развития совокупность отчуждённых производительных сил, принявших форму господствующих над индивидами производственных отношений. Её уничтожение есть последовательное снятие отчуждения, т.е. овладение господствующих над индивидами производственных отношений, а тем самым - освоение отчуждённых в этой вещной форме общественных производительных сил объединившимися индивидами.

Административное (робин-гудовское) упразднение частной собственности, которое было осуществлено большевиками в 1917 году , отнюдь не является освоением её, которое по существу представляет собой длительный и, что крайне важно, - эволюционный исторический процесс. Уничтожение частной собственности, по К.Марксу, - это, таким образом, освобождение человека от гнёта отчуждения, т.е. отчуждённых производственных отношений, возвращение человеку отчуждённой человеческой сущности. Это и есть действительное разрешение противоречия между человеком и человеческим, подлинное разрешение спора между существованием и сущностью, между опредмечиванием и самоутверждением, между свободой и необходимостью, между индивидом и родом. Только с этого момента люди начнут сознательно творить свою историю. Это есть «скачок из царства необходимости в царство свободы». Вся предшествующая история, по сути являющаяся историей отчуждения, историей развития собственности, присваивающей людей, является человеческой «предысторией».

В советские времена было принято считать, что частная собственность в странах «реального социализма» была полностью уничтожена. На самом деле, по К.Марксу, верно обратное: к её подлинному уничтожению здесь даже не приступали. Было осуществлено лишь упразднение частной собственности в отличие от «действительного коммунистического действия», т.е. уничтожения. Кроме того, коммунистическая революция, по К.Марксу, начинается лишь тогда, когда частная собственность становится непреодолимым препятствием для хозяйственного и социального развития.

Частная собственность есть совокупность производственных отношений, и её уничтожение - исторически длительная позитивная деятельность, которая знаменует собой переломный, переходный период не просто между двумя формациями, а между двумя эпохами мировой истории, двумя качественно различными типами общественного развития. Содержание первой эпохи - «предыстории» - становление и развитие частной собственности, включая высшую и последнюю её форму, капитал. Содержание второй эпохи - сознательное уничтожение частной собственности, в ходе которого общество как бы проходит все формы предыстории «в обратном порядке». Так, в условиях новой общественной формации «частная собственность на землю будет представляться столь же нелепой, как частная собственность одного человека на другого человека».

Основное содержание коммунистической эпохи - это последовательное снятие отчуждения, последовательное уничтожение (а не упразднение) частной собственности, последовательное присвоение человеком отчуждённых и порабощающих его отношений и тем самым возвращение человеку его подлинной сущности. Однако это лишь промежуточная задача, поскольку она лишь уничтожает негативные последствия отчуждённого развития производительных сил, происходящего в первой эпохе, т.е. в «предыстории» или «царстве естественной необходимости».

Для К.Маркса коммунизм ещё не царство свободы, это - царство «осознанной необходимости», эпоха, основным содержанием которой является уничтожение частной собственности. Возвращение через это человеку его собственной сущности - в этом состоит лишь непосредственная цель коммунистов. Это «есть необходимая форма ближайшего будущего». «Но как таковой, - подчёркивает К.Маркс, - коммунизм не есть цель человеческого развития», он лишь «движение, уничтожающее теперешнее состояние».

Что же тогда является идеалом К.Маркса? Всестороннее гармоничное развитие личности. Решение этой задачи составит содержание третьей эпохи - эпохи «положительного гуманизма». Гуманизм - это свободная ассоциация всесторонне развитых и развивающихся индивидов, уже не состоящих друг по отношению к другу в каких-либо отчуждённых и вообще производственных отношениях. Их отношения друг к другу - это уже чисто человеческие отношения в их совместной деятельности по овладению формами общественного сознания, по реальному воплощению в жизнь несбыточных до этого идеалов Добра, Истины, Красоты.

К.Маркс стал первым в мире последовательным коммунистом именно потому, что он был первым в истории последовательным гуманистом. Для него смысл и оправдание коммунизма только в том, что это - становящийся гуманизм. Здесь нет сущностной разницы между «ранним» и «поздним» Марксом. Тем, кто считает иначе, не вредно перечитать «Капитал», в котором приводится описанное выше членение истории на три эпохи.

Нельзя в этой связи считать, что К.Маркс начинал как вдохновенный пророк гуманизма, а впоследствии ему якобы изменил. Заметим также, что важнейшая заслуга «позднего» Маркса состоит в том, что он описал капитализм XIX века и тем самым... похоронил его. После марксовой критики капитализм в условиях постоянно рефлексирующего западного сознания уже не мог оставаться прежним. В ХХ веке он претерпел кардинальную трансформацию и превратился в посткапитализм. Но об этом несколько позже.

В этом же контексте следует сказать ещё об одном величайшем достижении марксизма: он дал антропологическое обоснование философии научно-технического прогресса, заявил о возможности гуманизировать этот прогресс и направить его в русло Общего Дела. И пока человечество существует, эта задача всегда будет стоять перед ним. Ибо выдающиеся научные открытия и технические достижения, обеспечившие людям власть над природой и облегчившие их труд и быт, не решили, конечно, проблемы Человека, не приблизили его к совершенству.

Создавая удивительные машины, человек XX века не смог ни на йоту улучшить самого себя. Его внутренняя жизнь осталась адом, где поступки не согласуются с желаниями, а стремления к счастью, истине, справедливости - в корне извращены. Русский же коммунизм, справедливо отмечает С.Кургинян, противопоставил науку, одухотворённую Общим Делом, слепоте и смертоносной силе Природы, он заявил о смерти как о неразвитости Природы и Мира и пообещал борьбу с нею силами Человека через научно-технический прогресс без трансцендентного, без сверхъестественного, без благодати, иных, чем сверхъестественность и благодать самого Человека.

Новая идеология

Трагический парадокс истории в том, что марксистский гуманизм проявился на практике иначе, чем в теории. Глубинные причины такого положения дел лежат, видимо, не только в несовершенстве общественных условий, в которых государство превращает ту или иную гуманистическую философию в идеологию, в конечном счёте обращаемую против человека. Не последнее место среди таких причин, по всей вероятности, занимает и врождённый эгоизм самого человека, побуждающий его превращать в инструмент даже религию. В России на него наложились к тому же традиции русского государственного абсолютизма, всегда рассматривавшего человека не как духовное существо, а как материальное средство построения империи.

Крах Советского Союза и КПСС по-своему подтвердил правоту тезиса К.Маркса о невозможности опережающего Запад коммунистического будущего России. Не К.Маркс, таким образом, «погубил» Россию, а, скорее, Россия «погубила» К.Маркса, хотя и не всерьёз и не надолго. Известный упрёк В.Черномырдина немцам, что «призрак коммунизма зародился на немецкой земле», а потом, мол, перекочевал в Россию, - не вполне потому корректен. Он бьёт мимо цели.

Оригинальная концепция коммунизма, утверждающая абсолютную аксиологическую ценность человека, не имеет ничего общего с созданными в ХХ веке моделями казарменного и административно-командного социализма, которые в значительной степени дискредитировали своей практикой марксистский гуманизм. На самом же деле именно оригинальные идеи К.Маркса, а позднее - русских марксистов и даже, в известной мере, большевиков «ленинского призыва» позволяют радикально критиковать режимы, которые ими вдохновлялись.

Таким образом, есть коммунизм человеческий и коммунизм доктриально-институционный. Последний по существу не верен подлинному коммунизму, поскольку он противоречит основным коммунистическим идеалам. В этой связи абсурдно утверждать, что в СССР «рухнул коммунизм» (как это делают, многие западные и отечественные политологи), ибо подлинного коммунизма - ни в марксистском, ни даже в ленинском понимании - в России никогда не было.

Тут уместно вспомнить слова К.Маркса: «Что касается меня, то я не марксист». Впрочем, подобное мог бы сказать и Христос о своих последователях: «Что касается меня, то я не христианин». П.Струве большевиков называл «псевдомарксистами», в учении и практике которых давно испарился всякий марксизм. А Г.Плеханов назвал В.Ленина «Великим Инквизитором марксизма». Первые русские марксисты, т.е. русские (а не советские) коммунисты, как известно, не приняли участие в большевистской революции, оставшись верными ортодоксальному марксизму. Ленинизм же оказался по существу коренной ревизией последнего. В частности, В.Ленин создал учение о революциях, которое вопиющим образом противоречит идеям К.Маркса, игнорирует основные положения его концепции о причинах и ходе социальной революции, которую последний принципиально отличал от революции политической, являющейся более поверхностным явлением.

К сожалению, уже в начале ХХ века, когда место К.Маркса и Ф.Энгельса заняли их преемники - европейские социал-демократы, оставшиеся верными подлинному марксизму, - оказалось, что фактически никто из называвших себя марксистами не сумел по-настоящему усвоить эволюционную сущность социальной доктрины великих учителей; большинство акцентировало внимание на её революционной форме. Причём наиболее односторонне к пониманию теории К.Маркса подошли там, где революционное движение было менее всего подготовлено к её восприятию. Центром мирового революционного движения тогда стала Россия, страна, к началу ХХ века сделавшая только первые шаги по пути капиталистического развития, но раздираемая при этом серьёзными классовыми противоречиями, особенно очевидными на фоне вопиющей нищеты народа.

Русские марксисты «ленинского призыва», чьё формирование пришлось на период развязанного народовольцами террора, не могли не воспринять марксизм именно как революционную схему, основанную на принципах непримиримой классовой борьбы. Этот русский вариант марксизма оказался представлен поколением тех русских революционеров, которые не пережили становления европейской социал-демократии, не испытали краха иллюзий, связанных с революциями 1848 и 1871 годов. Они не признавали никаких преград и были готовы повести за собой всех, кто также не видел на своём пути ничего непреодолимого. Главным в такой борьбе считалось число сторонников, мощь партии, стоящей за фигурой вождя, а эти факторы не могли сложиться иначе, как в результате революции. Причём простота революционной теории, простота лозунгов и призывов была пропорциональна степени революционного подъёма. Русские марксисты, собственно говоря, оседлали этот революционный подъём, имевший в качестве своего источника социальный протест широких масс против бесправия и нищеты в царской России.

Проблема поэтому состоит не в марксизме как таковом. Беда в том, что марксизм был превращён в государственную идеологию, которая до неузнаваемости исказила его сущность. Комплекс идеальных ценностей был превращён государством в набор догм, в катехизис, который охранялся институтом, созданным властью предержащей. Примат ценностей вследствие этого стал приматом института над личностью, авторитета над инициативой; аксиологическая монолитность переросла в монолитность социальную.

В свою очередь, это привело к политической и идеологической нетерпимости, когда институт стал считать себя воплощением добра и справедливости и начал бороться против зла и заблуждения; а отсюда и к такому положению, когда успех данного института и воля авторитета стали критерием ценностей и даже истины. Видимо, поэтому для К.Маркса, например, само понятие «идеология» имело негативный смысл и закономерно стояло в одном ряду со словом «идеализм». Его «Немецкая идеология» посвящена борьбе с идеологиями вообще и с «буржуазной идеологией», в частности.

Доктриальная коммунистическая мораль оказалась беспощадной к конкретному человеку, она рассматривала его лишь как кирпич для строительства будущего идеального общества. В этих условиях человек, по словам Н.Бердяева, «оказался лишённым измерения и глубины», он превратился «в двумерное, плоскостное существо». Ему оставалось лишь стать частью общего целого, от которого он был зависим и чью имманентную рациональность он должен был утвердить.

Для самого марксизма превращение его в государственную идеологию означало полное крушение: он стал бесплодным. (В этом - один из уроков известной легенды о Великом Инквизиторе.) Истина живёт, если она свободна, а свободна она лишь в условиях плюрализма. Идеологическая монолитность неизбежно приводит к её умерщвлению. Она становится оборотной стороной триумфализма, который состоит в том, что история государственных институтов рассматривается как серия «триумфов», а свершившиеся факты канонизируются.

Как писал в конце 80-х годов незаслуженно забытый философ С.Платонов (ныне покойный), возникший в советский период так называемый «научный коммунизм», который многими ошибочно рассматривался как коммунистическая теория, на самом деле целиком относился к сфере идеологии. Ничего «научного» в этой идеологии , содержащей систему идеалов и принципов, которые должны были быть претворены в жизнь, не было и в помине. Идеология, которая стала подвизаться в несвойственной ей роли теории, неизбежно стала порождать фантастические представления об окружающем современном мире - и что самое опасное - творить идеологические мифы о нас самих. Одним из них был, например, миф о «социалистической экономике» - выражение, которым не пользовался ни К.Маркс, ни В.Ленин. На самом же деле по К.Марксу экономика, т.е. совокупность экономических производственных отношений - это как раз то, что должно быть снято в ходе коммунистического уничтожения частной собственности. Словосочетание же «социалистическая экономика» столь же бессмысленно, что и выражения «социалистическая спекуляция» или «социалистическая проституция».

Марксизм и посткапитализм

Коммунизм, конечно, нельзя путать с социализмом. Это разные понятия. Однако и реальный социализм в СССР построен, как известно, не был. В.Ленин называл то состояние общества, которое сложилось в Советской России «социализмом в известном смысле». То, что было сделано после его смерти, вряд ли укладывается даже в эту осторожную формулировку, вопреки внедрённым советской пропагандой идеологическим штампам о построении социализма «в основном», о «полной победе социализма», о «полной и окончательной победе» и т.д. Социалистическая идея как таковая, т.е. в марксовом понимании, конечно, в гораздо большей мере была воплощена в развитых западных странах.

В России сторонниками социалистической идеи с самого начала (уже во второй половине XIX века) оказались радикалы и революционеры. Они считали возможным уничтожение частной собственности именно административным, директивным, робин-гудовским путём, т.е. путём элементарной «экспроприации экспроприаторов». Они, таким образом, не различали простого упразднения частной собственности и её положительного упразднения, т.е. уничтожения. В результате этого невинного, казалось бы, заблуждения в среде российских радикальных социалистов и возникла легенда о «коммунизме как об идеальном способе производства» и социализме как первой стадии коммунизма.

После экспроприации экспроприаторов средства производства должны были быть переданы в собственность государства, которая представлялась ими в качестве «достояния всего народа». По мысли российских радикальных социалистов, в среде которых и родились большевики, в итоге оказываются ликвидированными эксплуататоры и эксплуатация, и остаются только ассоциированные работники, получающие свои доли от произведенного общественного богатства в соответствии с количеством и качеством труда.

Управляет общественным производством и регулирует распределение произведенного продукта опять же государство, которое является орудием власти трудящихся. Приверженцы этой идеологии считали единственно возможным путём её реализации революцию. В своей основе такой идеологией и явилась революционная теория (к К.Марксу, впрочем, не имеющая никакого отношения), которая в ХХ веке приняла ещё более радикальный вид во взглядах, программных установках и практических делах российских большевиков и их соратников в других странах, образовавших международное коммунистическое движение.

Одновременно на Западе, уже в XIX веке в лоне европейского марксизма возник так называемый ревизионизм (который на самом деле оказался гораздо более верным теоретическому наследию К.Маркса, нежели ленинизм), воплотившийся в идейных и программных установках Э.Бернштейна и его единомышленников из II Интернационала, немедленно подвергнутых ожесточённым нападкам радикалов. Они отказались от идей насильственной революции, диктатуры пролетариата, и даже от радикального преобразования капиталистической экономики, взяв курс лишь на придание ей всё большей социальной ориентации при последовательном развитии начал, лежащих в основе западной демократии, - не говоря уже об отказе от всяких благоглупостей, касающихся коренной переделки веками устоявшихся форм социальной жизни.

В этом же русле стали развиваться многочисленные социал-демократические и социалистические движения, возникшие за пределами марксизма. Все эти течения образовали другой, коренным образом отличающийся от радикального, поток социалистической мысли, опирающийся на традиции либерально-демократической культуры. На Западе идеология демократического социализма была взята на вооружение партиями социал-демократической ориентации и даже некоторыми чисто буржуазными силами. Приходя к власти с помощью чисто демократических механизмов, основы которых сложились ещё во времена марксова капитализма, эти партии воплощали эту идеологию на практике.

Они отвергли путь тотального огосударствления и насильственной экспроприации собственности. Наблюдая опыт «реального социализма», они убедились, что в конкретно-исторических условиях XX века производство на базе так называемой общественной, а на самом деле государственной, собственности, когда средства производства становятся как бы «ничейными», несравненно менее эффективно, чем при частной собственности, при наличии хозяина, заинтересованного в достижении лучших производственных результатов и несущего личную ответственность за итоги работы.

Таковы две сложившиеся уже в начале прошлого века глубоко различные идеологии - социализма тоталитарного и социализма демократического. Они нашли своё практическое воплощение в двух разных типах общественного устройства, которые пришли к разным итогам и открывающимся перспективам к концу этого бурного и трагического века. И если одна из них, пролив море крови и нагромоздив горы трупов, неуклонно шла и в конце ХХ века пришла к своему краху, то другая, постоянно совершенствуясь и создавая всё более благоприятные условия жизни для миллионов людей, неуклонно набирала и продолжает набирать силы.

Ирония истории в том, что во многом благодаря коммунистической России классический капитализм XIX века, осуждённый К.Марксом, переродился в веке ХХ-м в синтезное, посткапиталистическое общество, сутью которого является социально-ориентированное рыночное хозяйство, развитое гражданское общество и правовое государство . Также как коммунистический эксперимент в России был ответом на классический капитализм, т.е. его диалектическим антитезисом, так же и посткапитализм явился ответом на тот тип общества и государства, который в результате этого эксперимента был построен в России.

По сути дела он стал «тенью» «реального социализма», образовавшейся под воздействием осознанного на Западе коммунистического вызова и жесточайшего экономического кризиса 1929-1933 годов. Историческим субъектом всех этих изменений был не пролетариат (как предполагали К.Маркс и Ф.Энгельс), а гражданское общество западных стран, действующее через разветвлённые и эффективные механизмы социального партнерства капиталистической элиты и рабочих.

Те кардинальные сдвиги, на которые была вынуждена пойти правящая элита основных развитых стран Запада уже в 30-е годы прошлого века во имя сохранения своей власти, фактически изменили формационную природу прежнего капитализма. Западное общество стало использовать методы и средства планового управления, опираться на научные экономические модели, глубоко вмешиваться в производственные отношения. В результате правящая элита объективно вышла за рамки класса капиталистов, превратилась в силу, господствующую над капиталом. Эта элита - в основном финансовая - шаг за шагом стала ограничивать сферу «анархии общественного производства» и постепенно овладевать системой общественных отношений.

Эта модель развития поначалу осуществилась в Германии и США, а затем - после Второй мировой войны - стала распространяться и развиваться в других западных странах. На смену частной собственности в чистом виде постепенно стала приходить не общественная, конечно, а корпоративная собственность правящего слоя. Повсеместно возникли формы «народного капитализма», когда рабочие участвуют в присвоении прибыли предприятия, на котором они работают, т.е. элементы синтезного посткапиталистического уклада, многочисленные преуспевающие предприятия, принадлежащие трудовым коллективам (фактически без наёмного труда), ассоциации, федерации с особой системой расширенного производства (без конкуренции в накоплении капитала).

Всё это происходило не само собой. И если бы не коммунистический эксперимент, который взвалила на свои плечи Россия - подобно Христу, несшему свой крест на Голгофу, - западный мир сегодня был бы иным. Скорее всего, более жестоким.

Если взять международный аспект коммунистического и социалистического эксперимента в России, осмыслив его не в категориях геополитических побед и поражений отдельных государств, а в категориях общепланетарной цивилизации, человечества в целом, то следует сказать, что революция 1917 года действительно была величайшим событием не только ХХ века, но, возможно, и всей предшествующей мировой истории, поскольку она явилась первой попыткой перейти на практике от «предысторического» к коммунистическому типу общественного развития. И попыткой, которую нельзя признать полностью неудачной.

Общественный характер отношений собственности начал складываться в мире повсеместно именно под влиянием коммунистического эксперимента в России. Именно в этом смысле следует понимать известный тезис о том, что государственно-монополистический капитализм содержит предпосылки коммунистического способа производства. Такими предпосылками являются именно формы обобществления отношений собственности, а отнюдь не крупное машинное производство, которое было адекватно капиталистической форме производства. Так что прав был Ю.Потехин:

«Русская революция положила настолько резкую грань на всю историю человечества, что от неё, как от появления христианства или открытия Америки, будут отсчитывать летоисчисление новой эры».

Вместе с тем войти в эпоху коммунизма оказалось невозможным, не претворив в жизнь марксову теорию уничтожения частной собственности, т.е. последовательно не сняв различные формы отчуждённых производственных отношений. Попытки решить эту проблему сугубо административным путём привели к созданию тоталитарного социализма, который хотя и сумел решить проблему индустриализации аграрной страны, оказался всё же неспособным взять постиндустриальный барьер. Логика его противоборства с капитализмом потребовала достичь западного уровня производительности труда и эффективности производства. С этой целью нужно было привести производственные отношения в соответствие с производительными силами. Но такое приведение, как выяснилось, могло означать только искусственное воссоздание всех форм частной собственности, вплоть до капитала. Чем сейчас, собственно говоря, и занимается Россия, осознавшая, что последовательное проведение принципиальной линии «марксистов вообще» означает «побивание» зарубежного капитализма путём создания отечественного.

Почему марксизм не в моде

Есть ли место марксистскому коммунизму в XXI веке? После краха государственного коммунизма в СССР в это поверить трудно. Невозможно представить себе в нашем столетии массовое революционное марксистское движение, будь то в России или в какой-либо другой стране мира - а, следовательно, и ортодоксальный коммунизм большевистского (сталинского или ленинского) типа, захвативший где бы то ни было государственную власть.

Можно по-разному относиться к созданной большевиками Красной Империи (подлинная история которой ещё ждет своего исследователя), но нельзя отрицать, что вместо Царства Божьего в Советской России было создано Царство Кесаря, которое в конце концов привело к деградации человеческого духа. Нельзя не признать и того, что ни в России, ни в какой-либо другой стране мира коммунизм не решил главной проблемы, которую обещал решить, - проблемы Человека.

Не решил он и проблемы экономического отчуждения, которая К.Марксом была объявлена «первородным грехом», коренным злом мира сего. Ликвидировав капиталистические формы отчуждения, коммунизм лишь заменил их новыми, возможно ещё более отвратительными, не преодолев отчуждения как такового. Пресловутый «скачок из царства необходимости в царство свободы» (добавим, в царство безбожное) в конечном итоге обернулся в России новым, ещё более чудовищным порабощением.

Впрочем, всё это задолго до революции 1917 года было предсказано русскими мыслителями. Они же показали, что главной причиной грядущего поражения коммунизма является дерзкая попытка человеческого разума построить царство всеобщей справедливости без Бога, заменив веру в Бога верой в исторический прогресс. Один из героев Ф.Достоевского говорил, что коммунизм

«есть не только рабочий вопрос или вопрос так называемого рабочего сословия, но по преимуществу это есть атеистический вопрос, вопрос современного воплощения атеизма, вопрос Вавилонской Башни, строящейся именно без Бога, не для достижения Небес с земли, а для сведения Небес на землю» («Братья Карамазовы»).

В сущности перед марксизмом стоит неразрешимая проблема: для того, чтобы восстановить свой международный престиж он должен полностью отречься от своего прошлого - во всяком случае в части, касающейся попыток воплотить коммунистические идеалы на практике. Он должен заявить, что не имеет никакого отношения к вдохновлявшимся им моделям тоталитарного социализма. Ему следует признать, что опыт реального коммунизма надолго (но, конечно, не навсегда) дискредитировал коммунистическую идею, которая к концу ХХ века выявила свою идейную и нравственную исчерпанность.

Провал советского коммунизма нанёс непоправимый удар по мировому коммунистическому движению. В 20-е годы ХХ века для большей части мира коммунистический эксперимент в Советском Союзе представлялся заманчивой дорогой в будущее. В 30-е годы казалось, что это будущее в СССР уже создаётся. После Второй мировой войны и даже в 60-е годы этот эксперимент выглядел всё ещё как знак будущего. Однако уже в 70-е - 80-е годы советский опыт виделся уже как крайне негативный пример замедленного экономического развития, которого следует избегать.

С этого момента коммунизм уже не имел практического образца для подражания. Ведь им не мог же быть эволюционирующий в сторону ревизионизма и изрядно коррумпированный уже в 60-е годы прошлого столетия Китай - тем более на фоне безнравственности Культурной революции, после разоблачения Мао Дзе Дуна как убийцы миллионов людей, по масштабу не уступавшего в этом отношении И.Сталину.

Уже в конце 80-х годов почти все коммунистические страны стали искать пути экономических и политических реформ, которые были равносильны отказу от коммунистической теории и практики. Это особенно чувствовалось в странах Центральной и Восточной Европы, в которых марксизм-ленинизм всегда, впрочем, воспринимался как чужая доктрина, навязанная силой извне. Процесс органического отторжения коммунизма странами Центральной и Восточной Европы, сходный с отторжением неудачно имплантированных органов человеческим телом, начался, собственно говоря, практически сразу после Второй мировой войны и в наиболее явной форме проявился в 1956 году в Венгрии, в 1968 году в Чехословакии и в 1980 году в Польше .

Французский и, в особенности, итальянский коммунизм сумели предотвратить свою быструю политическую кончину, всё более скатываясь на позиции ранее проклинавшейся коммунизмом социал-демократии. Компартии Франции и Италии выживали в 60-е - 80-е годы ХХ века, по существу за счёт антисоветизма: они осудили не только сталинизм, вторжения в Венгрию, Чехословакию и Афганистан, но, в конце концов, и весь советский опыт (исключительно интересна в этом смысле так называемая «Памятная записка» лидера ИКП Пальмиро Тольятти, опубликованная в 1969 году). Уже в 70-е годы в недрах итальянского комдвижения зародился новый феномен - еврокоммунизм, который был попыткой примирить коммунистическую доктрину и сложившиеся новые политические реалии за счёт создания её более умеренной версии, которая, впрочем, советскими ортодоксами немедленно была квалифицирована как ересь. Однако еврокоммунизму не суждено было стать обновленной коммунистической доктриной не по этой причине. Стабильный экономический рост Италии и Франции способствовал упадку в этих странах крайне левых деятелей вообще и коммунистов, в частности.

Что касается коммунизма в Китае, то там он фактически приобрел ритуальный и символический характер. Ценой его экономического успеха стало выхолащивание идеологии. Идеал китайского коммуниста сейчас уже не пролетарий, а предприниматель. Конечно, Китай вступил в XXI век ещё под властью официальной коммунистической доктрины. Но в реальной жизни это уже не коммунистический Китай.

Отвергнутый в России и в странах Центральной и Восточной Европы, всё более приобретающий коммерческие черты в Китае, коммунизм уже в конце 80-х годов XX века стал, таким образом, идеологией, дискредитированной в международном масштабе. Марксизм-ленинизм перестал пользоваться уважением даже среди членов ведущих компартий в качестве универсально значимого руководства к действию. Для простых людей во всём мире коммунизм стал символом «блуждания в трёх соснах». Ни в развитых, ни в развивающихся странах никто уже не усматривал в коммунизме программу будущего. Даже улучшение ситуации в Китае не было способно компенсировать это негативное восприятие, поскольку оно было достигнуто в значительной мере вследствие отхода от коммунистических догм как в теории, так и в практике. Эра монолитного коммунистического движения канула в историю уже в 50-е годы прошлого века. А 80-е годы стали концом не только единства теории и практики коммунизма, но и единой коммунистической доктрины. В комдвижении завелась «бацилла плюрализма». В Европе - на континенте, где возник коммунизм, - коммунистическое движение уже в 60-е годы превратилось в некий рудимент индустриальной эры. В США коммунизм, как известно, всегда был даже не движением, а крошечной сектой, никак не влияющей на политические процессы. К концу ХХ века возникло твёрдое убеждение: чем более развито общество, тем менее политически значима в нём компартия.

Коммунизм, таким образом, провалился там, где ожидалось, что он преуспеет; и он преуспел (в смысле захвата политической власти) там, где, согласно оригинальной доктрине К.Маркса, условия ещё не созрели для его успеха. Этот парадокс привёл к утрате коммунизмом его главной интеллектуальной привлекательности: ощущения, что он «оседлал историю», что его неизбежный триумф равносилен прогрессу человечества. Из новейшей философской доктрины он превратился в теорию, устаревшую в теоретическом и практическом смысле. Коммунизм лишился своей исторической миссии. В этой связи нашу эпоху можно считать посткоммунистической (в смысле преодоления известных в XX веке моделей государственного коммунизма) фазой истории человечества.

Сомнительно, что марксистский коммунизм останется мировой идеологией. Вместе с тем коммунизм имеет большие шансы на то, чтобы остаться в качестве отдушины для угнетённых и обездоленных - особенно в тех странах, которые не способны справиться со своими социально-экономическими проблемами и постоянно плодят нищету. Он привлекателен для разочарованных своим бедственным положением и деятелей, одержимых кратчайшим путём к политической власти. Бедность, отсталость и национальная вражда - вот питательная среда для коммунизма. В странах же процветающих и экономически благополучных ему места нет. Роль здоровой оппозиции там занимает, как правило, социал-демократия.

Марксизму быть или...

Что же касается коммунизма, описанного К.Марксом, то к нему неуклонно движется история. И вызревает такой коммунизм, в полном соответствии с его учением, в наиболее развитых странах, которые сейчас принято считать постиндустриальными. Именно здесь открываются перспективы постепенного снятия различных форм частной собственности.

Как верно отмечает В.Кантор, уже недалеко то время, когда общество в этих странах превратится в единый класс, организованно «эксплуатирующий» производительную силу технологии. На месте отчуждённых информационных связей возникнет искусственно созданная, качественно новая технология обработки информации, объединяющая в масштабах всего общества все технологические процессы в единый технологический комплекс, хозяйственный организм. Поскольку к этому времени живой труд человека в качестве источника мышечной энергии будет окончательно вытеснен из всех отдельных промышленных технологий, человек окажется полностью вне этого технологического комплекса.

Тем самым будут до конца уничтожены отношения частной собственности, т.е. отношения присвоения отдельными лицами или их группами частей или элементов этого комплекса средств производства. Однако останутся неснятыми отношения общественной собственности - отношения между людьми по поводу присвоения (т.е. совершенствования использования, воспроизводства) хозяйственного организма в целом. Останутся также неснятыми отношения в сфере «обработки людей людьми» («Немецкая идеология») - технологии воспроизводства самого человека.

В гораздо более отдалённой перспективе произойдёт преобразование производственно-технологического комплекса в самовоспроизводящуюся, искусственную природу, пользование плодами которой отныне будет осуществляться в индивидуальной форме, никак не опосредуемой обществом. В результате поэтапного преодоления отчуждения в сфере «обработки людей людьми» последовательно реализуется воспроизводство человека, расцветает его человеческая сущность, т.е. совокупность его способностей и талантов. Человек полностью реализует себя.

Конечно, до этого ещё далеко. Особенно России, которой ещё только предстоит взять постиндустриальный барьер.

Особо следует остановиться на будущем социализма, который, разумеется, следует отличать от, собственно, коммунизма - при всей их духовной и теоретической взаимосвязи. Важно ещё раз провести чёткую грань между тоталитарным социализмом, оказавшимся в конце ХХ века на свалке истории, и социализмом демократическим, складывающимся в некоторых передовых странах Запада. По существу там построено уже посткапиталистическое общество, в котором капиталистическая форма организации производства сочетается с сильной социальной политикой, придающей системе распределения в значительной мере социалистический характер.

Вероятно, пока это наиболее оптимальная форма общественного устройства, выработанная человечеством. А система используемых в нём социалистических принципов и способов регулирования общественной жизни, что по мере дальнейшего развития может становиться всё более полным и совершенным, - это и есть самое большое и лучшее, что может дать социалистическая идея, которая является одним из величайших достижений общечеловеческой культуры. «Весь мир, - предсказывал ещё Н.Бердяев,- идёт к ликвидации старых капиталистических обществ, к преодолению духа, их вдохновляющего. Движение к социализму, - к социализму, понимаемому в широком, не доктринерском смысле - есть мировое явление. Это мировой перелом к новому обществу, образ которого ещё не ясен». Мысль, между прочим, вполне марксистская.

Вместе с тем, если коммунисты при этом хотят действительно быть коммунистами, то они должны для себя переоткрыть программное положение «Манифеста»: «Коммунисты могут выразить свою теорию одним положением: уничтожение частной собственности»; осмыслив его в свете многократных указаний К.Маркса на то, что покуда существует пролетариат - частная собственность не может быть уничтожена, а лишь «упразднена», что составляет лишь начальный пункт, предварительное условие её уничтожения; в свете слов В.Ленина о том, пока есть разница между крестьянином и рабочим - нет ни коммунизма, ни даже социализма; в контексте классического определения «Немецкой идеологии»: коммунизм - это вовсе не некое идеальное состояние общества, которое должно быть установлено, а действительное движение, уничтожающее отчуждение, частную собственность.

Следует постоянно помнить о том, что советский коммунизм ничего общего с коммунизмом не имел. Абсурдно поэтому утверждать, что коммунистическая Россия «похоронила» учение К.Маркса. Можно говорить в этой связи лишь о крахе советского коммунизма и тоталитарного социализма, т.е. такого типа общества, который был построен в СССР и лишь назывался коммунизмом, а на самом деле был его превращённой формой. Даже З.Бжезинский, говоря о «кончине коммунизма», делает важную оговорку: «во всяком случае той его модификации, которая была известна в ХХ столетии». Более того, в России, по сути дела, не было и русского коммунизма; здесь сложилась тоталитарная модель социализма, которая узурпировала «монополию» на коммунизм. Поэтому вполне возможно, что русский коммунизм - всё ещё творческий вызов для России XXI века.

Теоретическое наследие К.Маркса, освоение глубинных пластов которого ещё предстоит совершить, неприменимо к современной России. Однако у неё есть шанс, опираясь на национальные традиции соборности, коллективизма, всечеловечности и духовности, шагнуть в общество будущего, возможно, даже смелее и быстрее, по сравнению с обществами, отягощёнными традициями индивидуализма, личного интереса и житейского прагматизма. Союз русского общества, его традиционных ценностей и новейших постиндустриальных, информационных и социальных технологий - это то, что может и должно состояться в России уже в не столь отдалённом будущем.

Кстати говоря, эта мечта вполне совместима с представлением К.Маркса об обществе будущего, в котором свободное развитие каждого станет условием свободного развития всех. Эта формула, ставя в центр отдельную личность, не забывает и о коллективе. Вполне обдуманно К.Маркс называет его не социумом (нацией, государством, цивилизацией), а «ассоциацией», чтобы у читателя не возникло никаких аллюзий с современными формами социального общения. «Ассоциация» тем и отличается от этих форм, что она свободно создана свободными индивидами.

«Производство самих форм общения» - вот в чём проявится прежде всего творчество свободного человека. И именно свободное развитие каждого будет условием возникновения таких ассоциаций. Созданные произвольно свободными людьми, они будут по их совокупному согласию изменяться или распускаться, уступая место новым, столь же произвольно созданным формам с тем же или другим составом свободных индивидов. В своей совокупности они составят единое человечество. Однако никакой нивелировки, никакой социокультурной энтропии не произойдёт. Напротив, тогда-то и расцветут в полной мере все национальные культуры, тогда-то и будут реализованы национальные идеи разных народов, включая, конечно, и русскую идею. Впрочем, это тема для отдельного разговора.

Марксизм и Россия. Борьба рабочих за улучшение своего положения постепенно стала привлекать внимание различных кружков и организаций, называвших себя социалистическими.

В России существовало два основных направления социалистических течений общественной мысли.

Первое представляли народники, которые верили в «социалистический инстинкт» крестьянина. Именно на крестьянство были ориентированы все их программы и призывы.

Второе течение представляли марксисты, внимание которых целиком было обращено на рабочих. Они были уверены в неизбежности капиталистической перестройки России. Развитие же капитализма означало рост рабочего класса (пролетариата), постепенное превращение его, как они полагали, в главную общественную силу. Чтобы отстоять свои права, рабочим необходимо понять механизм эксплуатации (французское слово exploitation означает «присвоение чужого труда»), они должны объединиться. Лишь после этого, полагали марксисты, рабочие смогут свергнуть власть капитала и построить справедливое, социалистическое общество.

Как правило, по своему происхождению лидеры социалистических партий и кружков никакого отношения к рабочему классу не имели. Многие из них вышли из вполне благополучных, обеспеченных семей. Главным своим теоретиком они считали уроженца Германии экономиста Карла Маркса (1818-1883).

Маркс разработал теорию революционного преобразования существующего мира. Он утверждал, что если изменить форму собственности, упразднить частное владение средствами производства и передать их в руки трудящихся, то улучшатся условия их жизни, изменятся их представления, навыки, устремления.

В 1867 году К. Маркс опубликовал первый том своего знаменитого труда «Капитал», где, как потом утверждали его многочисленные последователи, «дал всесторонний анализ развития капитализма и показал неизбежность его революционной смены социализмом».

Маркс являлся революционером, т.е. человеком, уверенным, что для изменения общественных условий нужны революционные действия. Маркс призывал создавать партии, «передовые отряды пролетариата», которые должны стать «локомотивами» общественных преобразований, «встать в авангарде общественной борьбы».

Близким другом и единомышленником Маркса являлся Фридрих Энгельс (1820-1895), сын фабриканта, наследник большой торгово-промышленной фирмы в Англии.

Только развитое капиталистическое общество марксисты считали преддверием общества, где восторжествует справедливость и «царство коммунизма». Россию конца XIX века к разряду стран победившего капитализма отнести было никак нельзя, и все теории революционных демократов отводили ведущую роль в будущей революции крестьянству. Со временем первые русские марксисты уверовали в специфические социальные теории, очень мало или совсем не связанные с учением К. Маркса и Ф. Энгельса.

Первые марксисты: Г.В. Плеханов и «Освобождение труда». В середине XIX века в Европе начали возникать группы и кружки марксистов-социалистов. В России первые кружки в среде рабочих появились в 1870-е годы. Это «Южнороссийский союз рабочих» в Одессе (1875) и «Северный союз русских рабочих» в Петербурге (1878). Они находились под сильным влиянием народничества. Существенного воздействия на рабочих и политическую обстановку в стране эти организации не оказали.

Значительно большую роль сыграла организация под названием «Освобождение труда» (1883), руководителем которой стал один из известнейших русских марксистов Георгий Валентинович Плеханов (1856-1918).

Он родился в дворянской семье, окончил гимназию, поступил в Петербургский горный институт. Будучи студентом, увлекся революционными учениями. В 1876 году вступил в организацию народников «Земля и воля». Бросил институт и стал профессиональным революционером. В 1879 году возглавил народническую организацию «Черный передел». В 1880 году уехал за границу и в Россию вернулся лишь после Февральской революции 1917 года.

Оказавшись в Европе, Плеханов стал убежденным приверженцем марксизма. Он увидел в нем истинно научное учение, которое поможет преобразовать мир и построить социализм. Плеханов стал популяризатором идей Маркса.

1883 - создание группы «Освобождение труда»

В группу «Освобождение труда» входило около 10 человек, почти все из числа бывших народников. Они разочаровались в народничестве после того, как увидели, что убийство в 1881 году императора Александра II не привело к народному восстанию. Значит, надо искать другие пути для достижения заветной цели - свержения царской власти. Надежды на крестьян не оправдались. Маркс утверждал, что только рабочий класс способен совершить революцию.

Для начала Плеханов и его группа поставили своей целью способствовать распространению произведений Маркса в России, они переводили на русский язык труды Маркса. Переводческой работой их деятельность не ограничивалась. На страницах своих брошюр и книг, издававшихся на Западе на русском языке, они яростно критиковали своих недавних друзей-народников, не желавших понять и принять марксизм. Эти издания нелегально доставлялись в Россию. В 1890-е годы в самой России вышло несколько работ Плеханова и его единомышленников, направленных против народничества.

У Плеханова и его группы в России постепенно сложился небольшой круг почитателей, к числу которых относился и В. И. Ульянов (Ленин).

Вопросы и задания

1. Вспомните, какие течения общественной мысли сложились в России в XIX в.
2. Перечислите основные принципы марксизма. Можно ли назвать Россию конца XIX в. капиталистической страной?
3. Когда и каким образом в России появились идеи марксизма? В чем их суть?
4. Что сближало и что отличало народничество и марксизм?
5. Определите значение деятельности группы «Освобождение труда» и роли Г. В. Плеханова в распространении марксизма в России.
6. Как вы думаете, почему в конце XIX в. марксизм находил в России все больше приверженцев?

Документ

Из книги русского религиозного философа Н. А. Бердяева «Истоки и смысл русского коммунизма»:

Марксисты сознавали себя реалистами, потому что развитие капитализма в это время в России действительно происходило <...> Марксисты с презрением нападали на утопический социализм народников <...> При этом их интересовало не столько само экономическое развитие России как положительная цель и благо, сколько как образование орудия борьбы. Такова была их революционная психология <...>

Марксизм - более сложное явление, чем обыкновенно думают <...> Марксизм утверждает, что экономика определяет всю человеческую жизнь, от нее зависит не только все строение общества, но и вся идеология, вся духовная культура, религия, философия, мораль, искусство <...> В человеке мыслит и творит не он сам, а социальный класс, к которому он принадлежит, он мыслит и творит как дворянин, крупный буржуа или пролетариат <...> Такова одна сторона марксизма.

Власть экономики в человеческой жизни не Марксом выдумана, и не он виновник того, что экономика так влияет на идеологию <...> Маркс увидел это в окружающем его капиталистическом обществе Европы. Но он обобщил это и придал этому универсальный характер <...>

Маркс создал настоящий миф о пролетариате <...> Марксизм не есть только наука и политика, но есть также вера, религия. И на этом основана его сила.

Революция для русских революционеров была религией и философией, а не только борьбой, связанной с социальной и политической стороной жизни.

Должен был выработаться русский марксизм, соответствующий этому тоталитарному инстинкту. Это - Ленин и большевики.

1. Что вы знаете об авторе этого документа?
2. Выделите основные идеи документа.
3. В чем видит автор главное отличие марксизма от народничества?
4. Почему автор называет марксизм религией? Как вы понимаете это образное выражение?
5. Найдите в документе ответ на вопрос, почему Россия оказалась столь восприимчива к идеям марксизма.
6. Согласны ли вы с утверждениями автора? Обоснуйте свое

Мы должны отдавать себе отчет в том, что все партии, абсолютно все - от монархистов до большевиков - были порождением и осуществлением западного Модерна, потому что сама идея, лежащая в основании их существования - идея политической "свободы", конкуренции элит, в конечном итоге - индивидуализм, представление об атомизации как предельном идеале свободы.

Для русского сознания, всегда направленного на поиски справедливости и вдобавок иерархичного, не воспринимающего людей вне всеобщей их связи и нужности друг другу, глубоко чуждо представление о политике как противоборстве конкурирующих частных интересов.

Октябрьский манифест 1905 года, таким образом, знаменовал политическую победу носителей западного либерального сознания.

И какими бы монархистами, народниками и консерваторами не провозглашали себя представители отдельных партий, уже то, что они успешно действовали в поле партийной политики и ориентировались в ней, сам факт успешного партийного строительства свидетельствует о том, что это сознание было полностью ими усвоено и воспринималось как свое собственное.

Помнится, в институте я мучила преподавателя вопросом: почему, ну почему Гучков, Милюков и другие монархисты поддерживали конституционную реформу? Ведь именно их поддержка оказалась решающей, неужели они не понимали, что действуют против собственных убеждений - рушат Самодержавие?

Так вот - не понимали. Точно так же, как любой западный человек, человек Модерна, не понимает, что Самодержавие и конституция несовместимы.

Для того, чтобы это понимать, нужно быть человеком Традиции и видеть в Самодержавии нечто иное, нежели просто монархию, которой общеевропейская современность предписывает быть конституционной.
Повторю: все политические партии, независимо от их направленности, уже самим своим существованием противостояли русской традиционной культуре.
И в их ряду марксистская была самой радикальной, но не была исключением.

Марксизм - последнее политическое учение Нового времени, завершающий аккорд Модерна.

Рационализм, культ разума, социальное проектирование, одномерность прогресса , предельно выраженная в учении о смене социально-экономических формаций, либеральное понимание свободы.

Марксизм отрицал современную ему действительность, но отрицал именно исходя из тех смыслов, которые эту действительность сформировали и были ею сформированы.

В 19 веке идеалы Нового времени воплотились в либерализме - и учение Маркса- Энгельса было самым либеральным из всех современных ему либеральных учений. Если внимательно почитать основоположников, то можно заметить, что коммунизм представлялся им царством индивидуализма, предельной атомизации, где снята всякая зависимость человека от человека, - иными словами, царством свободы именно и только в либеральном ее понимании.

Вот, например, будущее семьи - а заодно и традиционной морали:

" С переходом средств производства в общественную собственность индивидуальная семья перестанет быть хозяйственной единицей общества. Частное домашнее хозяйство превратится в общественную отрасль труда. Уход за детьми и их воспитание станут общественным делом; общество будет одинаково заботиться обо всех детях, будут ли они брачными или внебрачными. Благодаря этому отпадет беспокойство о "последствиях", которое в настоящее время составляет самый существенный общественный момент, – моральный и экономический, – мешающий девушке, не задумываясь, отдаться любимому мужчине. Не будет ли это достаточной причиной для постепенного возникновения более свободных половых отношений, а вместе с тем и более снисходительного подхода общественного мнения к девичьей чести и к женской стыдливости?"
(Энгельс Ф. Происхождение семьи, частной собственности и государства. – Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 21, с. 78-79.)
Форсайт-проект "Детство-2030", часом, не отсюда списан?

Русские марксисты первого эшелона, включая большевиков, воспитанные в либеральной среде и не вылезавшие из Женев, Лозанн и Лондонов, были марксистами в полном смысле этого слова. И все приметы 20-х - теория "стакана воды", разрушение церквей, конструктивизм в архитектуре, неограниченная свобода слова и собраний (кстати!) - закономерные признаки разворачивания в России либерального модернизационного проекта.

Однако проекту этому не суждено было состояться, и я вижу к тому две основные причины.

Первая из них состоит в том, что война, революционные беспорядки и последующая модернизация всколыхнули огромные массы людей, которые самой ситуацией были поставлены перед вопросом, как жить дальше. Эти вопрошающие массы получили в ответ модернизационный импульс, мощный и по историческим меркам - мгновенный. Они должны были в кратчайшие сроки усвоить и усваивали комплекс совершенно новых понятий.
Но, как известно, быстро усвоенное - это плохо усвоенное.
Не было ничего похожего на то постепенное, диффузное проникновение, благодаря которому формировалась среда русских либералов. Шла активная агитация, люди ее слушали - и воспринимали, как могли. В соответствии со своим собственным, не модернизированным, русским традиционным пониманием вещей.

Им говорили: "Коммунизм - счастливое будущее народов!" - а они представляли себе не совокупность свободных особей, не обремененных даже семьей, а огромную дружную семью, где все спаяны, заботятся друг о друге и едины в труде и отдыхе. Им говорили: "Свобода!" - и они видели как наяву сказочный крестьянский идеал, счастливую страну берендеев, где между царем и пахарем нет ни барина, ни начальника. .. Им говорили: "Бога нет! - они озадаченно чесали в затылках ("Как это - нет? Ведь не совсем же?") и понимали так, что Христа теперь не принято называть по имени: "Бога нет, а Совесть - есть! Будь чист, праведен, служи бескорыстно людям - Он тебя и без молитв услышит."

Чтобы показать, насколько глубоко проникло такое толкование марксизма, насколько оно стало естественным и неотемлемым для советских строителей коммунизма, приведе пример уже из совершенно друггой эпохи.

Вот статья "Коммунизм" из Большой Советской Энциклопедии. Она написана профессиональными марксистами, которые на этом деле собаку съели, всё изучили по документам и первоисточникам и, естественно, стремились как можно точнее (дословно!) следовать мысли основоположников.

Читаем:
Развитие индивидуальности при К. действительно свободно в утверждении гармоничных отношений между личностью и обществом, здесь свободное развитие каждого - условие свободного развития всех.
А теперь сравним с тем, как это же написано в "Манифесте":
На место старого буржуазного общества с его классами и классовыми противоположностями приходит ассоциация, в которой свободное развитие каждого является условием свободного развития всех.

Почти дословно, да. Но - замечаете? Вместо марксовой "ассоциации", этакого идеального газа, совокупности несвязанных между собой частиц, где "свободное развитие всех" есть просто сумма свободных развитий отдельных индивидов - "гармоничные отношения" (то есть, во-первых, отношения есть, связи наличествуют, а во-вторых - связи эти "гармоничные", предполагающие гармонию - неразрывность, слияние, взаимодополнение). И вдобавок - "личности" с "обществом". То есть само собой разумеется наличие общества, понимаемого как целое, обладающее собственными свойствами, не сводимыми к сумме свойств отдельных индивидов.

И это - марксисты, члены профессиональной корпорации, в которой за отсебятину больно шлепали.

Значит - не замечали. Всем советским научно-коммунистическим сообществом не замечали, настолько органичной для советской психологии была подмена.

Второй важной причиной неудачи либерального проекта было изменение качественного состава самой большевистской элиты. Со второй половины 20-х годов старая "ленинская гвардия" стала сдавать позиции. Оформились политические амбиции второго эшелона, в котором было несколько группировок, ожесточенно боровшихся между собой. Постепенно верх стала брать самая активная - и самая, отметим, близкая к народу. Возглавляемая выпускником православной семинарии, она состояла из примкнувшего в свое время к большевикам идейного простонародья - "благородных разбойников", совершавших некогда "эксы" в духе Дубровского ради счастья народного, полевые командиры гражданской войны крестьянского и казацкого происхождения, провинциальные инженеры, грамотные рабочие... Нечего и говорить, что эти люди, никогда не бывавшие в эмиграции и не участвовавшие в дореволюционных дискуссиях узкой марксистской среды, сами вполне разделяли народное представление о коммунизме.

8.10. Почему марксизм прижился в России?

При своем возникновении в середине прошлого века уче­ние К. Маркса обладало большой притягательной силой. Оно вобрало в себя много справедливого в оценках общес­твенного уклада своей эпохи, подвергло критике пороки ка­питализма и несуразности зарождающегося индустриально­го общества. Однако марксизм как целостная теория общественно-исторического процесса и революционного дей­ствия на Западе претерпел существенную ревизию и вылил­ся в XX в. в различного рода реформистские социал-демо­кратические доктрины.

Другая судьба ждала марксизм в России, где на его базе вырос русский большевизм, где он материализовался в ре­волюционных потрясениях, в катаклизмах строительства со­циализма, в практике тоталитарного режима и перестройки, приведших теорию марксизма и идею коммунизма к кризису.

Почему «призрак коммунизма», долго бродивший по Ев­ропе, остановил свой выбор на России? Почему в широких кругах российской интеллигенции марксизм первоначально утверждался вполне добровольно, а затем «по привычке»?

В западной историографии преобладают две версии объ­яснения этого феномена. Согласно одной из них в России «прижился» не марксизм, а его ленинская интерпретация, сохранившая значительное идейное и духовное родство с русским народничеством, прежде всего с его радикальной субъективно-революционаристской практикой. Сторонники другой версии благодатную почву для распространения мар­ксизма видят в «особом складе души русского человека», в «ментальности русского народа», склонной ко всякого рода мифам и утопиям.

В советской историографии господствовала официальная точка зрения на причины распространения марксизма в Рос­сии. Согласно ей в России к началу 80-х гг. XIX в. утвер­дился капитализм. В социальной структуре общества про­изошли существенные формационные сдвиги: пролетариат оформился как класс капиталистического общества, что по­влекло за собой коренное изменение соотношения сил в рос­сийском освободительном движении. Для того чтобы стать его гегемоном, пролетариату необходима была цельная ре­волюционная теория, которая бы не только адекватно объ­ясняла ситуацию в стране и мире, но и обосновывала бы его задачи по завоеванию власти и освобождению всех трудя­щихся в новых условиях. Таким образом, развитие капита­лизма и возникновение рабочего движения, а также призна­ние пролетариата силой, способной решать задачи демократической и социалистической революции, рассмат­ривались в качестве объективных причин и субъективных предпосылок для распространения марксизма в России.

Специально вопросу о причинах распространения мар­ксизма в России посвятил свои работы Н. А. Бердяев, кото­рый считал, что «первоначально марксизм на русской почве был крайней формой русского западничества», рассматри­вавшего социализм как результат экономической необходи­мости. В этом смысле возникновение русского марксизма являлось серьезным кризисом русской интеллигенции, пре­жде всего ее народнического миросозерцания.

Н. А. Бердяев полагал, что «душа» марксизма не в эко­номическом детерминизме, а в учении о мессианском при­звании пролетариата, о грядущем совершенном обществе, в котором человек не будет уже зависеть от экономики, о мощи и победе человека над иррациональными силами природы и общества. В связи с этим «научный социализм», с одной стороны, стал предметом веры русских марксистов, а с дру­гой, - наложился на мессианские идеи, содержащиеся в православии.

В работе «Истоки и смысл русского коммунизма» Бер­дяев связывает распространение марксизма в России с мен­талитетом русского народа, с русской идеей, «с пейзажем русской души». Мессианская идея русского народа, по Бер­дяеву, готова была принять форму революции. Произошло то, - пишет Бердяев, - чего Маркс и западные марксисты не могли предвидеть, произошло как бы отождествление двух мессианизмов, мессианизма русского народа и мессианизма пролетариата».

В настоящее время ученые пытаются осмыслить россий­скую историю как непрерывный социокультурный процесс. Поэтому при объяснении феномена распространения мар­ксизма на русской почве можно исходить и из специфики цивилизационного развития России, которая определяется государственностью как доминантной формой социальной ин­теграции, мобилизационным типом развития и особенностя­ми русского культурного архетипа.

Специфика исторического развития России была в зна­чительной степени обусловлена своеобразием сложившегося в ней «вотчинного государства». Московские князья, рус­ские цари, а затем и советские правители, обладавшие ог­ромной властью и престижем, были убеждены, что страна является их «собственностью», ибо строится она и создает­ся по их повелению. Такое убеждение предполагало также, что все живущие в России - подданные, слуги, находящие­ся в прямой и безусловной зависимости от государства, и поэтому не имеющие права претендовать ни на собствен­ность в европейском смысле слова, ни на какие-либо неотъ­емлемые личные «права».

Так в Московском царстве сложился особый взгляд на отношение власти и собственности, который, пронизав все институты политической власти, придал им характер «вот­чинного государства», подобия которого было не сыскать в Европе, но которое более чем какое бы то ни было подходи­ло для реализации коммунистического проекта, основанно­го на тотальном отрицании частной собственности и эконо­мических классов.

Для России характерен был мобилизационный путь раз­вития, который осуществляется за счет сознательного и «на­сильственного» вмешательства государства в механизмы фун­кционирования общества и систематического обращения к чрезвычайным мерам для достижения экстраординарных це­лей, представляющих собой выраженные в крайних формах условия выживания общества и его институтов.

Поэтому одной из особенностей мобилизационного раз­вития России было доминирование политических факторов и, как следствие, гипертрофированная роль государства в лице центральной власти. Это нашло выражение в том, что правительство, ставя определенные цели и решая проблемы развития, постоянно брало инициативу на себя, системати­чески используя при этом различные меры принуждения, опеки, контроля и прочих регламентации.

Другая особенность состояла в том, что особая роль внеш­них факторов вынуждала правительство выбирать такие цели развития, которые постоянно опережали социально-экономические возможности страны. Поскольку эти цели не вы­растали органическим образом из внутренних тенденций ее развития, то государство, действуя в рамках старых общес­твенно-экономических укладов, для достижения «прогрес­сивных» результатов прибегало в институциональной сфере к политике «насаждения сверху» и к методам форсирован­ного развития экономического и военного потенциала.

Все это также вполне согласовывалось с марксистской доктриной, предполагавшей возможность строительства но­вого общества по заранее разработанным проектам и соци­альным технологиям.

Марксизм органически вписывался в «горизонт» куль­турных ожиданий русского человека, основу культурного архетипа которого составляло православие.

В православии очень сильно выражена эсхатологическая сторона христианства. Поэтому русский человек, четко раз­личая добро и зло, никогда не удовлетворяясь настоящим и не переставая искать совершенное добро, хочет действовать всегда во имя чего-то абсолютного. Устремленность в буду­щее, постоянный поиск лучшего общественного устройства как способ социального прогресса, неукротимая вера в воз­можность его достижения постоянно доминируют в культу­ре русского человека. Вместе с тем вечный поиск идеально­го общественного устройства, постоянное конструирование идеального общественного человека является благодатной ос­новой возникновения различного рода социальных утопий.

Наличие в православном культурном архетипе прекло­нения перед книжным авторитетом сочеталось с прагмати­ческим подходом к разного рода философским концепциям, в особенности к социальным доктринам: определенная тео­рия обычно интересовала русского человека постольку, пос­кольку необходимым и возможным было ее практическое воплощение в жизнь.

В культурном русском архетипе устойчивым является не­гативное отношение к частной собственности. Марксизм в России распространялся интеллигенцией, в которой можно выделить два слоя. Это - «западническая» интеллигенция, считавшая служение России гражданской обязанностью, ко­торая использовала марксизм для апологии развития капи­тализма в России, и поэтому марксизм в такой интерпрета­ции не находил отклика в сознании и культурном архетипе русского народа. Другая интеллигенция, «почвенническая», высшей добродетелью считавшая служение народу, наобо­рот, использовала марксизм для тотальной критики как частной собственности вообще, так и политического режима в России, что вполне соответствовало ожиданиям «безмолв­ствующего большинства».

Социоцентристское общество, сложившееся в России, обусловило доминирование в нем человеческого устремле­ния «быть как все», способом реализации которого стала самоидентификация через посредство «ведущих», общеприз­нанных ценностей. Так, в период «великой маргинализа­ции» основной массы населения России - крестьянства, - связанной с индустриализацией, урбанизацией и строитель­ством социализма, базой такой самоидентификации стано­вились передовые «пролетарские» ценности, активно куль­тивируемые коммунистической партией, а референтной группой для маргиналов оказался рабочий класс как веду­щий класс советского общества. Такая форма самоиденти­фикации как способ приобщения к передовому, исторически фундаментальному, хотя и была замешана на прогрессист­ских иллюзиях и утопиях, порождала не только чувства со­циальной сплоченности, солидарности, защищенности и, сле­довательно, комфорта, но и приобщения к великому, к мессианской исключительности.

Обширность территорий требовала огромного государ­ственного аппарата власти и активного контроля им всех сфер жизни общества, и прежде всего в области хозяйствен­ных отношений, при минимальной эффективности обратной связи со стороны общества. Огромная роль государства, его постоянное вмешательство в приватную сферу социальных отношений сдерживало формирование в России граждан­ского общества и формировало особый тип авторитарно-эта­тистского сознания.

Авторитарное общественное начало всегда, даже в са­мых мягких его формах, подавляло, подчиняло себе лич­ность, подрывало ее способность к самостоятельности, при­учало к духовному и практическому иждивенчеству. Склонность воспринимать на веру самые простые решения, привычка к догме для такого сознания более приемлемы, чем расчет и доказательства.

Давно замечено, что общественная мысль, менталитет той или иной социальной общности заимствует только те эле­менты чужих идей, к восприятию которых эта общность уже подготовлена собственным ходом развития. Кроме того, существует некий горизонт культурных ожиданий, благода­ря которым человек с радостью открывает в чужих идеях те стороны, которые отвечают его чаяниям, игнорируя при этом другие, не менее важные для самих идей.

В силу этого русская версия марксизма по своему транс­цендентному содержанию оказалась особенно близкой по от­ношению не только к «вестернизаторским» иллюзиям кос­мополитического слоя русской интеллигенции, но и - авторитарно-этатистскому сознанию безмолвствующего боль­шинства. Русский культурный архетип в начале XX столе­тия был готов к встрече с марксизмом, «ожидал» получить от него такие ценности, которые, не противореча сложив­шейся национальной психологии и освященным традицией обычаям, удовлетворяли назревшие социальные потребнос­ти русского народа.

Марксизм «прижился» в России еще и потому, что уже в советское время он в процессе экономической модерниза­ции функционально выполнял ту роль, какую на Западе играла в свое время протестантская этика. В связи с этим представляет интерес наблюдение А. Дж. Тойнби, который отмечал, что коммунистическая Россия была первой неза­падной страной, признавшей возможность полного отделе­ния сферы промышленного производства от западной куль­туры, заменяя ее эффективной социальной идеологией. Русский национал-большевизм, объявив себя единственной марксистской ортодоксией, предполагал, что теория и прак­тика марксизма могут быть выражены в понятиях только русского опыта.

Таким образом, марксизм, обусловивший приоритет Рос­сии в социальной революции, вновь дал ей возможность за­явить о своей уникальной судьбе, возродив идею, которая корнями уходит в русскую культурную традицию. Послере­волюционная Россия в этом плане представляла собой пара­доксальную картину общества, которое получило иностран­ную идеологию, чтобы использовать ее как движущую силу в проведении политики культурной самодостаточности.

Литература

1. Бердяев Н. А. Истоки и смысл русского коммунизма. М., 1990.

2. Волобуев П. В. Выбор путей общественного развития: теория, история, современность. М., 1988.

3. Великие реформы в России: 1856-1874 гг. М., 1992.

4. Гусев К. В. Рыцари террора. М., 1992.

5. Ерофеев Н. А. Промышленный переворот: содержание и границы понятия // Новая и новейшая история, 1984,-№ 2.

6. Киняпина Н. С. Внешняя политика России первой полови­ны XIX в. М., 1963.

7. Киняпина Н. С. Внешняя политика России второй полови­ны XIX в. М., 1974.

8. Литвак Б. Г. Переворот 1861 г. в России: почему не реали­зовалась реформаторская альтернатива. М., 1991.

9Лубский А. В. Введение в изучение истории России перио­да империализма. М., 1991.

10. Медушевский А. Н. Реформы и контрреформы в истории России XVIII - ХIХ вв. // Вестник высшей школы, 1990, № 4.